Вокруг не было ни души.

Зоя Валерьяновна же признаков недовольства не выказывала. Она бывала в провинциальных российских городах в девяностых, и картинка была ей в принципе привычна.

Светлый Дворец производил очень удручающее впечатление. На главных воротах кто-то накарябал парочку скабрезных стишков. Мраморная, некогда роскошная лестница была разбита, раскрошена, как весенний подмосковный асфальт.

По ней, стыдливо поскальзываясь, бродили единороги с ослиными ушами. Все вокруг было уляпано радужным навозом.

Тут было побольше жизни – шастали туда-сюда всякие сомнительные личности, мало уже похожие на светлых существ. Откуда-то уже доносился звук гитары и пьяные нестройные голоса, пахло шашлычком. Скорее всего, на мясо пошли Священные лани, которые водились в этих местах в изобилии.

Привратник шел вперед, дико озираясь – он и представить не мог, что в Светлых Землях такое творится. Даже в Темных все как-то приличнее, что ли. Урны везде стоят, например. Тут же вместо урн стояли ободранные голые ветки, которые раньше цвели и прекрасно пахли.

У ворот Светлого Дворца, как бы дополняя общую картину, сидела нищенка, замотанная в тряпье. Из тряпок торчал только нос и протянутая грязная рука.

– Подайте, люди добрые, на пропитание, – прогнусавила она, завозившись на месте – услышала, что кто-то идет.

Привратник прошел мимо, никак на нее не реагируя, и толкнул ворота плечом. А вот Зоя Валерьяновна остановилась.

Ей, несмотря на все ее очевидные минусы, изредка было свойственно милосердие. Это она, выбирая самую дешевую ливерную колбасу, приходила рано утром на остановку и кормила тощую, страшную собаку, которая бегала по дворам и несчастно заглядывала в глаза прохожим. «Ишь, чудишша какая! Отловить бы вас всех да перетравить!», – бурчала она, скармливая собаке куски колбасы. Та глотала их не жуя и крутила круглым, как бублик, хвостом. Ей было приятно человеческое внимание.

Это Зоя Валерьяновна, вопя громче всех в поликлинике, пропускала вперед к терапевту худую, болезненно бледную сгорбившуюся женщину. «Ну и че стоишь то? Че ждешь, спрашиваю? Иди давай», – толкала она ее в спину, благородно пропуская ее вперед.

Это Зоя Валерьяновна клала порой монетку в руку попрошаек, хотя знала, что это у них работа такая. «А вдруг она не жрала ничё давно? Нехай булку хлеба купит», – оправдывала себя Зоя Валерьяновна за транжирство.

Вот и сейчас она не прошла мимо нищенки. Закряхтела, вспоминая, что надо делать, достала свою заветную бумагу из кармана плащика и ткнула пальцем в строчку «РЮКЗАК».

Авоська была раздутая – хорошая такая авоська. Там лежал весь скарб некроведьмы, которую Зоя Валерьяновна победила в нечестной, но очень эффективной борьбе.

Зоя Валерьяновна извлекла из авоськи кусок хлеба, подумала минутку и достала шмат сала, парочку огурчиков и яичко. Некроведьма любила вкусно поесть в перерывах между кровавыми жертвоприношениями.

– На вот, лопай, – сказала она, протягивая еду нищенке.

Нищенка благодарно всхлипнула, потянулась за едой дрожащей рукой. Капюшон ее старого тряпья сдвинулся, и Зоя Валерьяновна, к своему удивлению, увидела золотую прядку волос и прозрачные, как небо, глаза на юном прекрасном лице.

Обернувшийся привратник как раз застал этот момент. И охренел, конечно. Потому что нищенкой была та, кого они искали – Светлая Княгиня собственной персоной.

«А у нашей у Княгиньки

Попка – персик, титьки – дыньки, 

Я б пошлепал и помял, 

Я жениться предлагал. 

О она мне отказала, 

И козлом меня назвАла, 

Ну и пусть сидит одна, 

дура нецелованная! 

Инкуб Валера» 

Криво нацарапано на воротах Светлого Дворца

***

– Галаэнхриель?!

– Януш?!

– Чего это за хриель?! Опять ругаисся?

В общем, все были удивлены. Особенно Зоя Валерьяновна, когда привратник, дернув ее за рукав плащика, почти приказал шепотом:

– Желай ей гадостей! Да скорее же! И домой! Ну!

Зоя Валерьяновна с сомнением посмотрела на хрустальную слезинку, которая скатилась по щеке нищенки.

– Это че это? Ей, штоль, говорить? – растерялась она.

– Да-да! Ей!

– Ты че, дурак совсем? – спокойно спросила Зоя Валерьяновна, вкладывая в руку нищенке кусок хлеба. – На, девка, жри.

И в этот момент яркое сияние обхватило Зою Валерьяновну, заключило в перламутровый кокон.

«ДАР МИЛОСЕРДИЯ – ПОЛУЧЕН», – прозвучало торжественно вокруг.

Что-то с громким стуком упало на пол. Хрупнула мраморная крошка. Привратник поднял упавшую челюсть.

По макушке Зои Валерьяновны ласково пролетел ветерок, а шея почувствовала небывалое облегчение.

– Ох, красота-то какая, – счастливо простонала Зоя Валерьяновна, запуская когтистую руку в прическу. Черных огромных рогов не было – исчезли.

Привратник озадаченно моргнул, а потом обхватил голову руками. Эта чокнутая бабка каким-то образом приобрела светлый дар! Старая гадкая фурия с даром милосердия!

Дар милосердия!

Твою ж мать!

И отправить Светлую Княгиню в аут бабка уже не сможет. Тот, кому подарено милосердие, становится другом, защитником персонажа, а убивать друзей по закону мира нельзя! Вот …!

– Спасибо, спасибо, – звонким, высоким, как колокольчик, голоском, сказала Галаэнхриель. Она вскочила со своего насеста. Из-под нищенского рубища проглянуло тончайшее кружево королевского платья. – Я так надеялась, так надеялась. А вы спасли, спасли меня! Я ждала, я верила, и я отчаивалась. Да! Отчаивалась, что никто, никто в целом свете не проявит больше милосердия! А вы! Вы! Меня спасли! Ах, как хорошо!

Она рассмеялась, закружилась в воздухе, преображаясь на глазах. Светлая искрящаяся магия окутала ее с ног до головы.

Стихли в кустах неподалеку страстные стоны. Пугливо замолчала гитара. Ослиные уши на голове одного из единорогов исчезли. Скабрезные стишки на воротах сами собой заменились на возвышенную оду о высокой любви.

Светлая магия искрилась необузданно, ярко.

– О, друзья, мне вас послало провидение! Януш, друг мой, милый мой поляк! Чудная фурия, сестрица моя названая! Котик пушистенький! Добро пожаловать в мой дворец!

Скрежетнули смазанные магией Светлой Княгини ворота. Вид на дворец был вроде бы ничего, но и тут ощущались запустение и не очень приятный запах.

– Ах, как долго я страдала! – горько сказала Галаэнхриель со слезами в звонком голосе, – пора, пора пробудить свой дом ото сна! Пора, пора снова любить весь мир! Ла-ла-ла!