Ириша встала на коленки и снова начала шарить по карманам:

– Сейчас-сейчас, – повторяла она, – надо что-то, что отразит отражение.

– Что? – хором спросили Бобик и Мурка.

– Это! – раздался над ними насмешливый голос.

Ириша обернулась, за ее спиной стояла серая худая женщина, та, что была во сне мерзкой старухой, а потом в видении Дворца Отражений – мокрой засыпанной песком и перьями ведьмой. В руке у женщины тускло поблескивало круглое зеркальце.

– Вот и встретились, Ириша. Ты рада? – ехидно спросила Морана.

Бобик взревел и бросился на женщину, та ловко увернулась, словно ожидала нападения, и пес шлепнулся в грязь. Трясина утробно всхлипнула и множеством черных щупалец опутала пса. Бобик отчаянно рванулся и взвыл. Мурка выгнула спину, зашипела и бросилась на обидчицу. Острые зубы впились в руку Мораны, но ведьма с силой размахнувшись, стряхнула кошку и она улетела к Бобику.

– Не смей! – крикнула Ириша, и пошла на Морану.

Ведьма вытянула вперед сухие руки и потянулась к девочке.

– Иди, иди, – шептала она. Ириша сжала кулаки и уже собиралась стукнуть злую тетку, куда придется, но в этот момент скрюченные пальцы Мораны коснулись Иришиной головы. Дикий вопль огласил трясину. Удивленная Ириша увидела, как вспыхнули золотые искры, пробежали по вытянутым рукам ведьмы и Морана, дернувшись, упала на спину, скорчилась, съежилась, завертелась, окруженная золотой пылью, словно роем крошечных пчел, которые жалили и жалили, оставляя на коже Мораны глубокие язвы. Ириша растерялась лишь на секунду, Бобик и Мурка отчаянно барахтались среди топи, девочка кинулась к своим друзьям, бросив ведьму на произвол судьбы. И топь испуганно отступила, едва девочка приблизилась.

Перепачканные Бобик и Мурка с помощью Ириши выбрались на более твердую поверхность. Морана исчезла.

– Вот, поймаю, искусаю! – огрызнулся Бобик.

– Я выбила у нее зеркальце, – сказала Мурка, отряхиваясь.

Бобик начал искать зеркальце. Но, вскоре, остановился. И он, и Мурка пристально посмотрели на Иришу.

– Послушай, – задумчиво спросила Мурка, – чем это ты ее?

– Да, – присоединился Бобик, – здорово ты ее шарахнула!

– Я не знаю, – Ириша растеряно пожала плечами, – она протянула ко мне руки и вдруг загорелась. Может, я электричеством бьюсь…

– Не вдруг, – отрезала Мурка, – Морана хотела тебя схватить, у нее руки стали такие длинные, как будто резиновые. Она коснулась твоей головы и тут же покрылась искрами.

Мурка внимательно присмотрелась к Ирише.

– Постой, наклони-ка голову, – велела она, девочка подчинилась. – Твои волосы, – заметила кошка, – они растрепались, а была такая красивая прическа из косичек.

Ириша подняла руки и потрогала волосы.

– Сильфы говорили, что косички теперь не будут расплетаться, – сказала она. И тут ее осенило:

– Нить! Золотая нить! Ее нет!

– Точно, – подтвердил Бобик, – нитка-то исчезла.

– Она не исчезла, – догадалась Мурка, – Когда Морана коснулась нити, нить почему-то раскалилась и обожгла ее.

– Мне говорили, что из таких нитей сильфы делают струны к своим музыкальным инструментам, – вспомнила Ириша.

– А из чего нить? – спросил Бобик, – из золота?

– Я думала – да, – ответила Ириша. – Но мы после спросим. А сейчас нам надо достать монету и возвращаться.

Втроем они вернулись к болотному озерцу и стали вглядываться в черную воду.

– Где же она? – проворчал Бобик.

– Вот она, я вижу ее! – сказала Ириша.

– Возьми зеркальце, – напомнила кошка.

Ириша протянула, было, руку к зеркалу, но остановилась:

– Оно Моранино. Лучше, я сама, – Ириша двинулась по вязкому дну, стараясь не потерять из виду отражение звезды. – Где-то здесь. – Девочка нагнулась и начала шарить рукой у себя под ногами.

– Что там? – нетерпеливо вопрошала Мурка.

– Только грязь… стоп, кажется, я что-то нашла! – Ириша выпрямилась, на ее ладошке лежал светлый кружочек серебра.

– Вот она! – торжественно сообщила девочка.

– Урра! – Бобик радостно залаял и, подпрыгнув, стал носиться вокруг хозяйки.

– И все-таки, не пойму, как ты ее достала без зеркала? – Мурка смотрела на монету и хмурилась. – Если только… Ну, конечно, ведь ты смотрела на нее, и она отразилась в твоих глазах!

– Точно! – согласилась Ириша, – я с самого начала чувствовала, что могу достать ее без всякого зеркала. А уж тем более, без зеркала, принесенного Мораной.

Сумерки сгустились, и ночь упала на Гиблую Топь, словно ее прихлопнули огромной крышкой.

– Странно, – проговорила Ириша. – Только что был вечер, и уже ночь…

– Ничего удивительного, – заворчал Бобик, – здесь и так было темно, а теперь и подавно, ведь солнце-то село.

– Не нравится мне это, – добавила Мурка. – Подозрительно.

Топь заволновалась, послышались далекие всхлипы, вой тоскливый, жуткий, и все вокруг задрожало от надвигающихся шагов, да что там шагов, Топь ожила, наполнилась стонами и воплями неведомых тварей. А Ириша и ее друзья не видели ни зги.

– Вперед! – Бобик опомнился первым. – Я вас выведу.

– Ириша, не бойся, я буду твоими глазами, – Мурка вспрыгнула на плечи девочки и скомандовала:

– Шагай!

Ириша сунула монету за щеку, не доверяя карманам, и побежала. Никогда в жизни не бегала она так! Впереди и позади тебя – полная темень, то и дело ты проваливаешься в вязкие лужи, с риском сломать себе шею, падаешь, но снова поднимаешься и бежишь, не сбавляя темпа.

Бобик громким лаем задавал направление, Мурка дико шипела на плече, отбиваясь от невидимых врагов. Они здесь, рядом, хватают за руки, ставят подножки, норовят столкнуть с тропы. Вот, Бобик сцепился с кем-то, слышны возня и визг. Снова лай, значит, все в порядке, и Ириша бежала, бежала из последних сил, бежала, почти теряя сознание.

– Стой!

– Не уйдешшшш!

– Отдаааай!

Они настигают, они повсюду, они готовы навалиться и навеки заключить Машу в своей Гиблой Топи.

«Это мне только кажется, – думала девочка, – ничего нет, только морок и страхи, которые насылает Морана…»

– Не бойся! – твердила Мурка.

И снов слышался победный лай Бобика.

Далеко впереди разгорелось белое зарево. Ириша увидела узкую прямую тропу у себя под ногами, лохматое тело несущегося Бобика и какие-то сгустки тьмы, рваными ошметками кружащие над ним.

– Помощь! Помощь! – сообщает Мурка. – Мы спасены!

Но еще рано радоваться. Свет так далеко, а Топь – вот она! Зарево то разгоралось, то затухало, и тогда тропа становилась почти невидимой.