Полковник бросил трубку в кресло, в котором еще несколько минут назад сидел Гуров. Этот мальчик заматерел. Начал открыто диктовать свои условия. Он вполне может просчитать, что после завершающей акции никто никуда его не отпустит. А значит, он понимает, что обречен. Следовательно, будет готовить защиту. И застать его врасплох сразу же после акции будет невозможно. Ликвидировать его надо не сразу, когда он будет готов отразить нападение, а чуть позже. На конспиративной квартире при расчете за убийство Донцова, предварительно узнав, где он прячет свою блядь. Только там организовать ему капкан, в который он и угодит. Ну а после него можно спокойно решить вопрос и с его Людмилой. Нет, Ангур, хоть ты и заматерел прилично, и опыта поднабрался, но тебе всегда будет не хватать специальной, профессиональной подготовки. Такова твоя судьба, Ангур, которая, в принципе, еще в Чечне могла привести тебя к гибели. Но дала отсрочку. Вот и пожил. Но хватит об этом.

Надо решить вопрос с Усманом. Они с Геннадием договорились встретиться в 13.00, а на часах было уже почти двенадцать. Если на дорогах пробки, можно и не успеть, до клиники нужно ехать через всю Москву. Придется воспользоваться метро. Так надежнее, хоть и неудобно. Но сейчас не до удобств.

Он достал из мебельной стенки наполненный коричневой жидкостью одноразовый шприц, сунул его в карман пиджака, забрал сигареты и зажигалку и покинул квартиру.

Ровно в час он через медицинскую сестру вызвал начальника хирургического отделения Бондаря Геннадия Сергеевича. Заведующий отделением ждал бывшего одноклассника.

Провел его по лестнице до четвертого этажа, не входя в отделение, проинструктировал.

– Как я понял, тебе нужна встреча инкогнито?

– Ты угадал, Гена.

– Тогда так! Сейчас Хакманова повели на УЗИ, жалуется узбек на боли в желудке. Но я подозреваю, что это обычная ломка. Один милиционер сопровождает его, второй остался в палате, он даже в коридор не выходит. Я тебя закрою в перевязочной. После УЗИ Хакматова доставят туда. Там вы и встретитесь.

Полковник спросил:

– А милиционер?

– Он сопровождает клиента до кабинетов, в дела медицинские они не вмешиваются.

– Но с тобой будет и медицинская сестра?

– Лишняя сотня баксов найдется?

– Конечно!

– Тогда сестра будет нема, как рыба.

– Но вы не должны слышать, о чем мы будем говорить, условия перевязочной это позволяют?

– Да, там есть подсобная комната.

– Уж не пользуешься ли ей ты с этой медсестрой?

– А вот это, Вова, уже моя профессиональная тайна.

Афанасьев улыбнулся:

– Ты там случку не устраивай, не успеешь, мы быстро разговор закончим.

– Чего так? С полчаса можешь спокойно пообщаться со своим узбеком.

– И не надейся, потом трахнешь сотрудницу, а нам потребуется от силы минут пять.

Бондарь вздохнул:

– Как скажешь, ты же платишь.

Полковник спросил:

– Как и когда ты выведешь меня оттуда?

– Сразу после перевязочной Усмана доставят в палату. У нас наступает тихий час по распорядку. Менты в это время обедают. Пищу им приносят одновременно, и принимают они ее в палате. Вот тогда ты и покинешь отделение.

Афанасьев задумался, его поторопил Геннадий:

– Ну чего еще?

– К Усману недавно, вчера, кто-нибудь приходил? Не считая следствия?

– Были. Родственники из Самарканда. Но им не позволили долго рассиживать. Все одно этого Усмана послезавтра на выписку.

– Отлично, Гена! Держи шестьсот долларов, пошли в отделение.

Вскоре Полковник оказался в перевязочном кабинете, в обществе женщины лет тридцати, обладающей каким-то вампирским, блудливым взглядом. Казалось, скажи ей – раздевайся, и она тут же сбросит с себя халат, под которым, и это было заметно, нижнего белья не просматривалось. Но Афанасьев не сказал ей ничего, только поздоровался. Сестра что-то буркнула в ответ, нагнулась так, чтобы оголить ноги до ягодиц, что-то выискивая в шкафчике. Полковник отвернулся от нее, подошел к окну, открыл форточку, закурил.

Сестра сделала замечание:

– У нас здесь не курят!

– Я это понял, здесь у вас только трахаются, а потом собирают окурки по лестничной площадке и складывают в пивную банку.

Женщине нечего было ответить. На подоконнике стояла банка, полная окурков, а в своем предположении насчет интима он был прав.

Перебранка этим и закончилась.

А через десять минут сам Бондарь ввел в кабинет желтого и сморщенного, как высохший лимон, уроженца солнечной южной республики. Мелькнула мысль: «И этого урода Хозяин хотел поставить во главе дела?» Вслух же поздоровался по восточному обычаю:

– Ассалом алейкюм, дорогой Усман!

– Ва алейкюм, друг!

– Как здоровье? Настроение?

– Ай! Какое здоровье? Не видишь сам? И настроение соответствующее.

Заведующий отделением увел медсестру в подсобное помещение. Можно поспорить, что женщина сразу же оголилась, если только ее порыв не остановил Геннадий.

Полковник заботливо спросил:

– Ломает, Усман?

– Не то слово!

– А что ж твоя родня кайф не смогла передать?

– Не решились взять с собой, думали, ишаки, что их обыщут и они влетят.

– У меня с собой всего одна доза. Хочешь, отдам! Сосед просил достать, месяц, как на иглу сел, но... обойдется. Тебе, я вижу, плохо.

– Давай, брат! Месяц назад, говоришь, начал колоться? Значит, дрянь слабенькая, но и это лучше, чем ничего. Завтра выпишут, расплачусь с тобой и кайфану по полной программе. Спасибо, брат.

Усман взял и тут же спрятал инсулиновый шприц, в который была введена тройная, убойная доза раствора чистейшего героина.

– В палате, втихаря вдарюсь, а ты вообще зачем пришел? Не наркоту же мне передать?

– Хозяин послал. Узнать, как твои дела.

– Передай, хорошо мои дела, про кайф не говори, не надо. Завтра обещают выписать, и я буду в порядке.

– Ну и ладно! Геннадий! – позвал друга-врача Полковник.

Тот ответил, задыхаясь от своего кайфа:

– Да погоди ты чуть, давай, Лида, давай, о-о-о!

Полковник усмехнулся. Похоже, эта сестра ничего не имела против орального секса и делала свое дело профессионально, судя по реакции Геннадия. Может, как-нибудь забрать эту бабенку к себе? Надоели уже и малолетки, визжащие, как поросята, когда с ними начинаешь заниматься серьезно, и штангеля, обвивающие тебя своими ногами, как щупальцами. К тому же требующие резинок, а он терпеть не мог гондонов!