столик.

Но Герион смотрел на Анкаша. А твоя мать она до сих пор там в Уарасе?

Нет. Прошлой зимой террористы взрывали

автомобили и телестанции в той части гор. Ее это разозлило.

Смерть – это глупо, сказала она и уехала обратно в Лиму.

Ей нравится Лима? Никому не нравится Лима. Но как она там живет? Она там одна?

Не совсем. Пять дней в неделю

она готовит для пары богачей – для гринго-антрополога из Штатов

и его жены.

Он платит ей за то что она учит его кечуа. И разрешает ей жить у них на крыше.

На крыше? В Лиме используют всё что есть.

Кечуа? Я немного знаю кечуа, радостно перебил их Геракл. Анкаш резко посмотрел на него.

Геракл продолжал,

Это песня но я не знаю мотива только слова музыку сам попробую придумать.

Он стал петь. Его голос по-детски взлетал

и падал, пропевая непонятные слоги. Герион смотрел на него с беспокойством.

Голос лился как аромат,

раскрывшийся под дождем.

Купи чека купи чека

варми ин йана йаку

купи чека купи чека

апачета руна сапан

купи чека

ин анкаш пуру

купи чек

ин силлутамбо

купи чека

купи чека

Закончив петь, Геракл широко улыбнулся Гериону и сказал: Это песня «купи чека».

Анкаш меня научил.

Рассказать о чем она? Герион едва кивнул. Купи чека,

начал Геракл,

значит правой левой правой левой – стул Анкаша, стоявший на

задних ножках, с грохотом опустился на пол.

Давай мы поучим кечуа как-нибудь в другой раз, я хочу оказаться на почте до двенадцати.

Вскоре они уже были на улице

и быстро шагали по Авенида Боливар, сильный ветер бил по струнам их тел,

а Геракл скакал впереди как пес,

ко всему принюхиваясь и то и дело показывая на что-нибудь в витрине. Анкаш и Герион

шли позади.

Тебе не холодно? спросил Герион у Анкаша, который был без пальто. Нет, ответил Анкаш.

Потом краем глаза посмотрел на Гериона.

Вообще если честно холодно. Он улыбнулся. Гериону хотелось закутать этого человека-перо

в свое пальто. Они шли,

согнувшись против ветра. Зимнее солнце разбросало по небу суровые плоды своего ремесла,

прохожие,

казалось, были ослеплены. Две женщины в шубах шли им навстречу, покачиваясь на каблуках,

как большие золотые лисы. Нет –

это мужчины, понял Герион, когда они проходили мимо. Анкаш тоже уставился на них. Лисы

исчезли в толпе.

Анкаш и Герион пошли дальше. Теперь вместе с ними шел голод. Эта песня

которую пел Геракл, сказал Герион,

Там в середине было твое имя – ин анкаш пуру – мне не показалось?

У тебя хороший слух, сказал Анкаш.

Что оно означает? спросил Герион. Анкаш помедлил. Трудно перевести. Анкаш –

это что-то вроде –

Но тут Геракл резко повернулся к ним и замахал руками. Сюда! закричал он, показывая

на очень большой магазин

с темно-красными навесами. «Хэрродс Лондон» гласили латунные буквы над входом.

Геракл уже

исчез за вращающейся дверью. Герион и Анкаш последовали за ним. И встали.

Внутри «Хэрродса» жизнь остановилась.

В онемелых серых сумерках, словно выжившие после кораблекрушения, плавали продавщицы.

Покупателей не было. В проходах пахло чаем.

В глубине витрин лежало несколько холодных предметов, которые вынесло на пыльный сатин.

Ломти английского воздуха поднимались

из жестянок с печеньем и бесцельно летали по залу, возникая тут и там слабыми пятнами.

В одной ярко освещенной витрине стояли и лежали

разные часы, все они яростно тикали, все показывали пятнадцать минут седьмого.

Герион увидел голову, движущуюся

вверх по эскалатору. Пойдем, сказал он Анкашу. Он всегда знает где

туалеты. Анкаш кивнул.

Поднявшись на эскалаторе и обойдя пирамиду из заливных языков

и резиновых сапог, они увидели Геракла,

который оживленно махал им из другого конца этажа. Идите сюда! Покажу кое-что!

Они еще много дней будут обсуждать то,

что увидели тогда у дальней стены на втором этаже универмага «Хэрродс».

Если не считать языков и сапог,

второй этаж практически пуст. Но там, в тени, парит присутствие:

цирковая карусель с шестью деревянными животными

в натуральную величину, пристегнутыми к золотым и серебряным шестам на обитой сукном

покосившейся рулетке. Лев и белый пони всё еще

в вертикальном положении, несутся все в мыле вперед. Зебра, слон, тигр и бурый мишка лежат,

выпав из упряжи, обратив глаза к небу.

Это детская, сказал Геракл. Это этимология Аргентины, сказал Анкаш.

Герион опустился на колени рядом с зеброй.

Что попробуем украсть тигра? Кажется он плохо закреплен, сказал Геракл.

Ему никто не ответил.

Анкаш наблюдал за Герионом. Он тоже опустился на колени. Герион старался запомнить

зебру, чтобы потом

сделать фотографию. «Таймлапс». Он коснулся пальцами шелка

ресниц, каждая посажена в

свой отдельный деревянный зубчик на раскрашенном веке над горящим глазом.

Могу поспорить сделано в Германии, сказал Анкаш,

посмотри какая работа.

Герион повернулся к нему, как будто пытаясь вспомнить. Можно я тебя потом сфотографирую?

сказал Герион.

В этот момент в уставившемся на них стекле глаза появился крошечный преломленный Геракл.

Он встал над ними,

Анкаш я хочу привезти этого тигра твоей маме. Тем более что мы летим

к ней на день рождения –

это идеальный подарок! Как на кечуа будет тигр? Ты мне как-то говорил но я не помню.

Теска, сказал Анкаш, вставая.

Теска точно бог-тигр. Но у него есть еще какое-то имя да?

Много имен –

Геракл что ты делаешь? Геракл приподнимал тигра.

Он достал складной нож и стал перерезать

толстые кожаные поводья, которые всё еще связывали тигра с его цирковой жизнью.

Ладно Геракл предположим мы

вынесем его из магазина – рассудительно сказал Анкаш – а что в аэропорту?

Тебе не приходило в голову что «Аэроперу»

может быть против огромного деревянного животного на борту самолета?

Прояви уважение, пропыхтел Геракл,

это не деревянное животное это Теска бог-тигр.