у нас одна работала, напарниц нет. Подымайся давай и дуй на ресепшен. Я тебе все расскажу, что делать.

Лизавета ушла. Мира слезла с постели и, шатаясь, побрела в душ. Прохладная вода немного привела ее в чувство. Все тем же нетвердым шагом она дошла до ресепшена и уставилась на Лизавету невидящим взглядом.

– Значит, так. Идешь в подсобку, она направо в конце коридора. Берешь там ведро, швабру, средство для мытья полов. И моешь три этажа. Целиком, все коридоры и пустые номера. Те, которые заняты, вымоешь после одиннадцати. Да, туалеты не забудь. Для туалетов хлорку возьми. Как помоешь, придешь ко мне. – Лизавета широко зевнула и отхлебнула кофе из стоящего перед ней стаканчика.

– Можно мне тоже кофе? – спросила Мира.

– Отчего ж нельзя? В буфете чайник и банка с растворимым. Поди да сделай себе.

– А где буфет?

– Вот. – Лизавета кивнула на замызганную дверь рядом с входной.

Мира кивнула и потащилась туда, куда ей указали. Банка с кофе оказалась почти пустой. Мира наскребла остатки, кинула их в пожелтевшую чашку и залила кипятком. Получилось отвратительное пойло, которое она от безвыходности выпила. Потом Мира пошла в подсобку, выудила оттуда проржавевшее ведро и допотопную деревянную швабру. Порылась в хозяйственном шкафу и отыскала видавшие виды резиновые перчатки. Намочила тряпку, нацепила ее на палку и принялась намывать коридор.

Нельзя сказать, что Мира была белоручкой. К ним домой приходила убираться два раза в неделю женщина из клининговой компании, Вера Анатольевна. Она делала всю основную работу, а в перерывах между ее визитами чистоту в квартире поддерживали мать и Мира. К их услугам были отличные модернизированные швабры и дорогие средства бытовой химии. Мыть полы с помощью всех этих приспособлений было легче легкого.

Сейчас же уборка казалась Мире пыткой. Найденное в подсобке средство оказалось совершенно бесполезным, тряпка то и дело сползала со швабры, моментально пачкалась, приходилось каждые десять минут менять воду. Прошел час, а Мира помыла лишь коридор и два номера. Ни до остальных номеров, ни до санузла очередь не дошла.

Ей захотелось есть. Желудок ныл от голода. Она оставила тряпку в ведре и вышла в вестибюль. Лизавета так и сидела за стойкой, в руках у нее была новая чашка кофе и гигантский бутерброд с колбасой. Мира почувствовала прилив острой ненависти. Пока она пашет как проклятая, эта кучерявая овца только и делает, что жрет и отдыхает! Мира решительно направилась к буфету.

– Ты куда? – тут же осведомилась Лизавета.

– Завтракать, – отрезала Мира.

От ее смущения и робости не осталось и следа. Надо же, нашли себе бесплатную рабочую силу! Видимо, ее решительный тон произвел на толстуху впечатление.

– Конечно, – мягко произнесла она. – Иди покушай. Яишенку себе пожарь с колбаской. Там в холодильнике все есть.

Мира зашла в буфет, открыла холодильник и сморщилась от неприятного запаха. Похоже, буфетом тоже не мешает заняться, здесь все заросло грязью. Достав яйца и колбасу, она поставила на плиту сковородку и сделала себе глазунью. Нормальную, а не пересоленную, как у Лизаветы. Наевшись, она выпила чаю и ощутила себя человеком. В животе больше не урчало, голова стала ясной. Мира вновь взялась за швабру и домыла оставшиеся номера.

В десять в вестибюле появился Михалыч. Увидев сияющий чистотой коридор, он одобрительно покивал.

– А говорила, опыта нет. Вон как хорошо выходит.

Его похвала была Мире приятна, хотя она с ног валилась от усталости. Он заметил это.

– Ты вот что, пойди отдохни немного. День еще только начался, успеешь дела переделать. Ступай в номер, приляг.

Миру дважды просить не пришлось. Она отжала тряпку, сняла перчатки, и, пройдя под носом у Лизаветы, скрылась в своем номере. Спина ныла с непривычки. Мира прилегла на кровать. Глаза сами собой закрылись. Она увидела какой-то короткий сон, но не запомнила его.

Очнулась Мира от ощущения, что в комнате кто-то есть. Она вздрогнула и села на постели. Дверь была приоткрыта, вокруг никого. Мира кинулась в коридор как была, в одних носках, не успев надеть тапочки. Навстречу ей шел вчерашний мужик, возившийся в машине. Он был один, без дочки.

– Доброе утро, – поздоровался он с Мирой.

– Доброе, – пробормотала та.

Ее взгляд стремительно обшаривал коридор, но, кроме одинокого отца, там больше никого не было.

– У вас все в порядке? – спросил мужчина, останавливаясь.

– У меня? – рассеянно переспросила Мира. – Да, в порядке. А что?

– Да нет, ничего. – Он покосился на ее ноги в носках. – Просто… выглядите испуганной. Вы здесь живете? Мы с дочкой вчера видели вас во дворе.

– Да, я… я работаю тут. Горничной и уборщицей.

– Вот как, – удивленно произнес мужчина. – Никогда бы не подумал. Вы не похожи на горничную.

– И тем не менее. – Мира поняла, что ее преследование провалилось. Того, кто заглядывал в номер, ей уже не догнать.

– До какого времени вы заняты? – продолжал допрашивать ее мужик.

– Не знаю. Вероятно, до вечера. Вы что-то хотели?

– Да. – Автолюбитель смущенно замялся. – Мы с дочкой хотим прогуляться до берега. Посидеть, пожарить шашлык. Может, и вы с нами?

– Нет, что вы. Я не успею. Да и вообще, странно как-то. Зачем я вам, у вас своя семейная компания.

– Ерунда. Лиля очень скучает здесь. Детей нет, ей не с кем играть. Она будет рада вам.

– А где ваша мама? – осторожно спросила Мира.

– Уехала.

– Как уехала? – удивилась она. – Куда?

– В другой город. Нашла себе друга и сбежала. Нас бросила… – Мужчина вздохнул и, помолчав, добавил: – Да. Бывает и так.

– Сочувствую, – мягко проговорила Мира. – Знаете что? Вы идите, гуляйте, жарьте свои шашлыки. А я… я загляну к вам попозже. У меня в номере есть интересные книжки, я принесу их вашей Лиле. Мы можем вместе почитать.

Автолюбитель просиял.

– Заметано! Ждем вас в восемь. Нормально?

– Думаю, да.

Мужик ушел. Мира вышла в вестибюль. Лизавета пилила ногти и смотрела что-то в телефоне. «Вот кто настоящая бездельница», – со злостью подумала Мира, но проговорила как можно вежливей:

– Простите, не знаете, кто-нибудь проходил сейчас в номера?

Лизавета пожала пухлыми плечами.

– Кто-то проходил.

– А кто?

– Мне какое дело? Я за этим не слежу.

– За чем же вы следите? – не выдержала Мира.

– Я? – Лицо Лизаветы сделалось надменным и важным. – Ключи выдаю. За порядком наблюдаю. За тем, чтобы кое-кто не прохлаждался, а работал. – Она свирепо глянула на Миру. – Что-то разотдыхалась ты, девка. Больно себе на уме да дерзкая. Зачем тебя Михалыч взял, не пойму.

Никто и никогда не упрекал Миру в дерзости. В робости – да, в застенчивости. Но