приезда очередной бригады, на очередном сеансе связи с Москвой мне дали отбой. Это значило, что я могу возвращаться домой. Я еле дождался, когда в Москве начнется утро, позвонил жене и сказал, что в полдень я буду дома. В столице часы показывали шесть утра.

— Ты откуда звонишь? — спросила она.

— Я еще в обсерватории, но через пять минут отправляюсь пешком в Алма-Ату, — ответил я.

— А билет на самолет у тебя есть?

— Еще нет, но я постараюсь его купить прямо в аэропорту.

Я сказал абсолютную правду, а она мне не поверила, просто не могла поверить.

Собрать вещи в спортивную сумку было делом одной минуты. Чтобы предупредить спящего сном праведника Шевченко, потребовалось намного больше времени.

Итак, в следующие несколько дней я был свободен, как птица. И я поступил почти так же. Не став выходить на трассу, все равно вероятность встретить идущую с гор машину практически равнялась нулю, я пролез в щель в заборе на крутом склоне и вприпрыжку пустился бежать вниз.

Нет, недаром я почти каждое утро занимался пробежками по гористой местности. Почти не чувствуя под собой ног, я пробежал первый километр и очутился на уровне озера.

Затем, так же отыскав незаметную тропку, спустился напрямик со следующей горы, затем еще с одной и еще. Где-то на лысом, поросшем зеленой травкой склоне, я встретился с одиноким верблюдом. Он лежал совершенно один на травке-муравке, мордой к тропинке, по которой я пробегал мимо него, и с интересом на меня поглядывал. Я решил впредь быть осторожней и перешел на быстрый шаг. Больше срезать путь не пришлось, потому что я вышел на трассу, ведущую в город. До ближайшей остановки рейсового автобуса оставалось пройти какую-то пару километров.

Я прибыл в аэропорт как раз вовремя. Пристроился к стойке, где проходила регистрация пассажиров, и стал ждать. Когда объявили регистрацию законченной, и в самолете оставалось несколько незаполненных мест, я был первым, кто протянул свой паспорт и деньги.

А еще через несколько часов наш самолет приземлился в Домодедово. Настенные часы в аэропорту показывали полдень. С опозданием всего на час я позвонил в квартиру тестя в Чертаново, но мне никто не ответил. Я открыл дверь, вошел в квартиру и стал ждать. Спустя какое-то время позвонил на квартиру тещи, мне ответила бабушка жены, но она тоже не знала, где могла быть внучка. Был воскресный день и на работе жены быть не могло. Я совсем извелся, когда уже к вечеру появилась, наконец, Иринка.

Оказывается, она в тот день навещала свою школьную подругу, у которой недавно родилась дочь. А моему утреннему звонку она просто не придала значения.

Я постарался выкинуть из памяти этот эпизод, и не пускать в свое сознание демона ревности. Тем более, что один пример у меня буквально стоял перед глазами.

В одной из бригад, которые приезжали, а потом уезжали, сделав свое дело в обсерватории, был инженер из соседней лаборатории по фамилии, кажется, Лавренов.

У него была молодая жена, которую он по какой-то причине ревновал. Сослуживцы знали это и всячески над ним подтрунивали. Я был невольным свидетелем одной из таких шуточек. Компания из четырех человек играет в карты. Я сижу за соседним с ними столом и распаиваю очередной разъем.

— Скажи, — как бы невзначай, говорит первый игрок, — а ты берешь с собой домашние тапочки, уезжая в командировку?

— Нет, а ты? — делает вид, что не понимает второй игрок.

— А я всегда беру их с собой!

— Но зачем? — клюет на ловко заброшенную удочку ничего не подозревающий Лавренов.

— Как зачем? — делает большие глаза первый, — придет в мое отсутствие хахаль жены, бац! А тапочек-то и нет. Вот и придется ему целый вечер ходить с босыми ногами!

— Да, — задумчиво вторит другой игрок, — это ты здорово придумал! А я вот все не мог понять, кто пользуется моими тапочками, когда меня дома нет. Надо будет жену допросить с пристрастием.

— Ну, как же, — вступает третий, — скажет она тебе! Бабы, они знаешь какие? Скажет, что кот нагадил, или еще что-нибудь придумает.

А бедная жертва коварного розыгрыша сидит ни жив, ни мертв, а потом срывается, и бежит в свой домик упаковывать вещи, чтобы завтра первой же машиной отправиться восвояси.

— Ты только про тапочки не забудь уточнить! — уже откровенно смеются ему вслед.

Любовь с привилегиями

С очередной командой лазерщиков к нам в обсерваторию приехал и совсем молоденький парнишка. Его родители были крутыми начальниками в НИИ, в котором и формировалась эта команда. Поэтому и вел он себя на редкость заносчиво. Кроме того, он был плохо воспитан и к месту, и не к месту сыпал скабрезными анекдотами и сальностями. Словом, вполне своеобразный тип «маменькиного сынка», который, пользуясь своей безнаказанностью, поступал как капризный ребенок. И внешность его была явно непривлекательной.

Разумеется, я не помню, как звали того паренька. Поэтому, просто стану называть его «Стасиком».

Итак, за неделю пребывания в горах Стасик надоел абсолютно всем. По крайней мере, мне так казалось. И вдруг, Стасик исчез. Вернее, он не то, чтобы абсолютно исчез, просто его не стало слышно. Я даже как-то зашел в комнату к лазерщикам и спросил, куда подевался Стасик.

— А разве ты не знаешь? — вопросом на вопрос ответил кто-то из них.

— Никуда он не делся, а просто переехал в комнату к девчонке — повару. У них, понимаешь, такая любовь!

Вот так номер! А я-то считал, что Стасик не может никому понравиться. Оказалось, что может.

И тут я обратил внимание на то, как преобразилась девчушка — повар. Вернее, она не то, чтобы стала раскрасавицей, но глаза у нее вдруг загорелись, и стало ясно, что это уже не девчонка, а любящая женщина.

И как всякая любящая женщина наша Ниночка принялась опекать Стасика. Она даже в столовую Стасика не пускала, а приносила еду к себе в комнату.

Но в рабочем корпусе он все-таки появлялся, и я обратил внимание, что Стасик тоже кардинально переменился. Куда только делся его всегдашний апломб и сальности. Голос тихий, вежливый. И глаза. Такие же сияющие, как у Ниночки. Они даже выходили из ее комнаты, держась за руки.

— Ну, прямо детский сад, — услышал я чей-то насмешливый отзыв.

— Ну да, а потом, глядишь, и у них дети будут, — поддержал его другой.

Так продолжалось, по крайней мере, с неделю, которая, наверно, стала одной из самых памятных в их жизни.

И вдруг все для них закончилось. Какой-то «доброжелатель» позвонил высокопоставленным