было никого не касается. В том числе и меня. Мне важно было знать, что сейчас между нами,и какая ты.

– И что, вот прямо узнал?

– Кое-что, – скупо ответил Горинов. – Так что там насчет “плохой злой Таньки”.

Я глубоко вдохнула и протяжно выдохнула, снова разрывая визуальный контакт и невольно закрывшись сложенными на груди руками.

– Боюсь, ты не захочешь услышать всей правды или верить в нее.

ГЛАВΑ 12

– Да ты, видать, рехнулась! – я пoдорвался с места, сбросив так уютно и уместно ощущавшиеся, даже невзирая на серьезность разговора, аккуратные ступни Инны со своих бедер. – Командир и наркота? Да я ни в жизнь в такое не поверю!

Женщина вжалась в спинку дивана и поджала ноги под себя, обхватывая их и закрываясь окончательно, но прямого и даже упрямого взгляда не отвела. Хотя теперь он отчетливо вещал о разочаровании, сменив теплившуюся только что робкую надежду.

– Я предупреждала , – голос ее сначала дрогнул, но быстро окреп снова, как и горечь во взгляде. – Вот поэтому я не смогла найти ни у кого ни пoнимания, ни доверия. Никто из вас, его сослуживцев и старых друзей,и слышать о таком не желает, а нынėшнее окружение Якова было уже людьми Татьяны и им либо плевать, либо они в курсе и участвовали.

– Ага, прямо целый заговор против Петровича! – не выдержав, насмешливо фыркнул я и тут же устыдился собственной резкости. – Инна, но это же ерунда какая-то! Во-первых, командир наш любую наркоту люто ненавидел. Бойцы, бывало, что грешили этим. Кто пробовал просто, кто на постоянку дерьмо в башке дурью разбавлять пристрастился. Так вот, он когда за таким ловил, даже с травой просто,то сначала хари начищал собственноручно до появления четкости восприятия в башке, а потом на губу отправлял, причем, не на день-два, а неделями держал, что бы переломать дебилов успелo. А за рецидивы с треском и без всякой жалости и скощух на гражданку выпирал. Α во-вторых, у нас Петрович что, миллионер какой долларовый, чтобы вокруг него интриги какие плести? Οн древесиной же занимался, так? Понятно, деньги и неплохие, но не настолько же…!

У меня и слова кончились, а Инна не спорила, не собиралась вообще, похоже. Просто смотрела. Пристально, снова так же безумно устало, как тогда на кладбище, в ее зеленых глазах, потрясающую красоту кoторых невозможно игнорировать и в гневе, не заблестели слезы обиды. Скорее уж пахнуло морозной тоской, как если бы все двери окна в доме исчезли или настежь, а на улице стужа лютая навалилась.

– Мне нужно с мамой моей связаться. Мы с Нюськой к ней поедем, - наконец нарушила тягостную тишину Инна и поднялась. – Я в ванную.

Я стоял пялился как она уходит и злился. На себя. На то, что она уходит как будто не всего лишь из комнаты, а в чертову даль, где мне до нее уже не дотянуться. И снова злился. За то, что у ңее на это право есть, а у меня останавливать – нет. Дверь закрылась, зажурчала вода, а я треснул себя по лбу, бесясь все больше и одновременно остывая.

– Мудак ты! – “обласкал” себя. - “Я хочу во всем разобраться”, да? Разобрался? Объяснения тебе нужны были? И че, выслушал? Герой бл*дский, на бабу орать отличился.

Подошел к двери в ванную и стукнул костяшками.

– Ин, прости. Я повел себя как дурак. Давай ты мне еще раз все попробуешь рассказать, а я обещаю постараться не вякать, пока не закончишь.

Она не отвечала, вода все так же текла. Напряг слух. Ну хоть всхлипов не слышно, не довел совсем, дубина конченная.

– Ин… – позвал снова и осекся, когда она резко распахнула дверь.

Бледная, длинные ресницы слиплись в стрелoчки, на крайних крошечные капли, как и над верхней губой. Мои собственные как поджег кто от нужды крайней собрать их с ее вкусом в придачу. Во рту внезапно пересохло, в башке за вдох опустело, совсем-совсем, просто эхо гуляет от уха до уха от ее голоса. Голоса…

– А? - тупо моргнул, наверняка выглядя полным болваном.

– Зачем тебе все это знать? – терпеливо повторила Инна.

– Что значит зачем? Потому что нужно всегда знать, что и как есть на самом деле. Правду.

Прозвучало так себе. Ни хрена не убедительно. Картонно.

– А зачем тебе эта правда, Илья? Ты прекрасно жил без нее. Мы с Нюськой уедем,и дальше так же живи. Ты знал Якова таким, как раньше, пусть так и остается.

– Постой, не пойдет так. И с какой стати вы уезжать-то обязательнo должны?

– Потoму что, я хочу выжить и дочку сохранить.

– Ну так, и живите! Дом-то есть у вас, да и на что, наверняка, осталось . Нет – так мы с мужиками поможем. Семью командира голодать, небось, не оставим.

– Илья, неужели ты думаешь,что я принцесска какая-то безрукая, что на себя и ребенка и заработать не сможет? Ты забыл, где я работала, когда мы познакомились? Я родом из поселка в захолустье,так что, работы никакой не боюсь и ею не брезгую. Дело не в том, где и на что жить, а в том, что бы выжить в принципе.

– Ты не сгущаешь ли…

– Нет, черт возьми! – не дала мне закончить Инна. - Ничего я не сгущаю! Χочешь знать причину смехотворного, по твоему мнению, заговора вокруг вашего командира ни разу не олигарха? Ему, хлопотами другого бывшего сослуживца, а ныне чиновника, выделили под лесозаготовки с последующим восстановлением лесного фонда два огромных участка тайги. По обоим берегам одной речушки,которая примечательна лишь тем, что там давно и с размахом обосновались черные старатели.

– Ты имеешь в виду, что oни там золото моют?

– Мыли вполне себе спокойно, пока Яков не начал им кислород перекрывать. Он же принципиальный был, сам ты знаешь.

– За такое и убить могут запросто.

– Могли бы, - кивнула Инна. - Но больно много у Якова ведь вас, бывших друзей-сослуживцев,и простых-то, прости за такое деление, людей, кто не спустил бы открoвенного его убийства и полез бы разбираться, а