Машка молчала.

— Я вполне доверяю твоему мнению. Так же, как, надеюсь,ты доверяешь моему! Так?

— Так…

— В конце концов, мы еще даже не утвердили его вкачестве партнера! А если бы и утвердили, у него все равно было бы толькотридцать процентов! Он не может ничего отменять! Маш, ты уже распустиладевушек?

— Не знаю, вроде нет еще.

— Иди посмотри.

Пару минут в трубке было молчание.

— Здесь еще. Секретарша не знала, что делать, и дала иманкеты заполнить.

— Отлично. Маша, киска, посмотри, что там за девицы.Ладно? А потом мне расскажешь. Хорошо? А то я правда никак не могу сегодня.

— Хорошо, а завтра в четыре здесь, отбирать кандидатов.

— Давай в три?

— Давай, но Илья…

— Ну и пусть он к четырем подъезжает, какая разница?

Интересно, что там за девушки? Есть хорошие? Я пожалела, чтоне поехала.

Завтра отберем человек пятнадцать и — к психологу. Потомпочитаем его заключения и выберем восемь человек. На все уйдет неделя.

Потом — три недели подготовки. Мы в это время начнемраскручивать проект.

Я вылезла из молочной ванны, промокнула тело чернымполотенцем. Я признаю только черные полотенца. И черное постельное белье.Желательно — шелковое. В крайнем случае — качество «сатин». На ощупь то жесамое, что и шелковое.

Спустилась в холл. Вчера из почтового ящика я досталагазету. «Рублевское шоссе». Новое какое-то издание, здесь, у нас на Рублевке.Распространение — все дачи, а также магазины и рестораны. Стопроцентная нашацелевая аудитория, как говорит Рома.

Полистала газету. Рекламы мало. В новом издании люди неочень хотят размещать свою рекламу. Значит, в деньгах газета очень нуждается.

Я посмотрела фамилию главного редактора.

Ага. Набрала номер.

— Редакция газеты «Рублевское шоссе».

— Секретариат Ольги Николаевны Никитиной, —произнесла я так, как говорила Анжелина секретарша: одновременно и казенно, иприветливо, — соедините, пожалуйста, с главным редактором.

Пару щелчков — и ответил мужской голос:

— Алле.

Секунду я думала: представляться или нет? Решила, что нет —меня представила «секретарша».

— Я получила вашу газету, мне понравилось.

Я говорила вежливо и чуть-чуть высокомерно.

— Спасибо, — поблагодарил мужской голос.

— Возможно, мы бы хотели с вами посотрудничатъ.

— Конечно. Нам тоже это было бы интересно.

— Может быть, вы пришлете нам журналистку? И мы с нейвсе обсудим.

Главный редактор явно замялся на другом конце провода.

— Я понимаю, что это будет стоить каких-то небольшихденег, вы — молодое издание, мы готовы вам помогать.

— А у вас офис на Рублевке? — спросил он.

— Нет.

— Жаль… — расстроенный голос, — концепция нашейгазеты такова, что мы пишем только про то, что происходит на Рублевке.

— Ну, тогда я приглашу вас к себе на дачу. В Усово.

— Отлично. Будем считать, что мы договорились.

— Спасибо. Я позвоню, уточню время.

Я повесила трубку, крайне довольная собой.

Во-первых, я вот так запросто сама организовала первый шагнашей PR-кампании.

Во-вторых, я буду давать интервью. Да здравствует медитация!Все мои знакомые прочитают его. И кстати, Ромины родители. Я решила ничего неговорить им заранее. Пусть «узнают обо мне из газет».

Я позвонила Машке.

— Ну, как там?

— Да ничего особенного. Одна была более-менее, нозаикается. Не знаю.

— Нет, заикается — не надо. Раздражать будет. Слушай, яне хотела тебе говорить, пока все не точно было. У меня сейчас была встреча: ядоговорилась насчет интервью в «Рублевском шоссе». Класс?

— Да. А сколько стоит?

— Да им сейчас вообще никто ничего не дает, они женовые. Ну не знаю — долларов 500 дадим за большой материал на целую полосу. Ипусть фотографа присылают.

— Здорово. Ну ладно, а то меня там такой экземпляр ждет— чистая Шаде.

— Клево.

В гостиной я наткнулась на Рому. Сделала обиженное лицо,надула губы.

— Я уезжаю. У меня встреча на «Веранде», — бросилон мне by the way.

А если бы я не спустилась, он бы вообще мне ничего несказал.

Ребенок только два дня из больницы, пережил такой стресс, аон в воскресенье — на «Веранду»?

Мысли накатывались одна на другую, как снежный ком приизготовлении Снеговика.

И слепились в одно огромное, шершавое Раздражение.

Я совсем забыла о том, что должна была приехать моя мама. Еепривез Ромин водитель. Он у нас работал «без-выходных-до-свидания», каквыражалась одна моя знакомая. У нее самой «без выходных и проходных» работаливсе — от домработницы до директоров ее многочисленных магазинов. По полгода.Больше никто не выдерживал.

Мы даже думали небольшой домик ему купить — деревянный.Такие продаются, уже в сборе. Четыре с половиной тысячи стоят. С двумякрохотными комнатами, кухонькой и туалетом, Привезли, собрали, поселиливодителя.

Но не успели. Рома ушел от папы. Нырнул, так сказать, в омутсамостоятельной жизни с головой. И нас макнул. С Артемом.

Хотя Артем летит в Лондон бизнес-классом.

По крайней мере есть шанс, что у соседа от ног вонять небудет.

— Вам не жарко? — первым делом спросила моя мамамужа домработницы.

Он упорно носил красный комбинезон Ferrari.

Комбинезон до сих пор был как новенький.

— Нет.

Было градусов 25.

— Значит, сейчас будет жарко. Мы с вами займемсягазоном. Так что лучше сразу переоденьтесь.

Он уже знал мою маму. Поэтому поверил ей на слово.

Я вздохнула. Если моя мама начнет заниматься газоном,значит, мы с Артемом будем держать грабли, совки и черенки.

Моя мама — профессор математики. Жизнерадостный, кокетливый,принципиальный, властный профессор. Когда весь ректорат МГУ стал разбегаться почастным школам, моя мама категорически отказалась от всех предложений. Так жекатегорично она запретила мне поступать в ее университет. Чтобы я не позорилаее — объяснила мне мама свою позицию.

Работа у нее всегда была на первом месте. «Ты можешь идтиучиться куда угодно, только не в МГУ. Я договорюсь, чтобы тебя подготовили, идаже помогу поступить», — сказала мне мама, когда я училась в десятомклассе.