Но не смогу назвать

Словами этот странный холод

Восторга и тоски,

Неутоленный страстный голод

Моей души...

 Я снова не дочитал. Чем больше я вникал в свое творчество этого периода, тем сильнее меня охватываю волнение. Мне вдруг подумалось, что уже тогда, то есть сейчас, я подсознательно знал свою судьбу. И в стихах прятался глубокий смысл происходящего со мной, словно в них были зашифрованы ответы на какие-то ключевые вопросы. Но истина ускользала от меня. Я снова начал листать тетрадь. Взгляд цеплялся за строчки, я останавливался, вчитывался. Многие стихи были посвящены Зине, но их я пропускал, хотя некоторые казались удачными и эмоционально наполненными. Просмотрев одну тетрадь, я открыл следующую. И снова знакомые, хотя и забытые стихи. На одной из страниц я вдруг увидел:

Стою пред вами. Раскрыты руки.

Опушены глаза.

Поставьте стрелы в тугие луки!

Я чувствую: гроза!

Все вместе— в сердце. Ну, что ж вы? Цельтесь.

Ваш приговор жесток.

Прищурив взгляды, привычно смейтесь.

Но спустит стрелы— рок...

 Я отчего-то начал дрожать и закрыл ладонью это стихотворение, даже не дочитав до конца. Смысл этих строк можно было трактовать как угодно. Но меня охватило какое-то нехорошее предчувствие. К тому же я абсолютно не помнил, когда это написал, по какой причине и какой вкладывал смысл. Придя в себя, я убрал руку и внимательно прочитал стихотворение. Его последняя строфа поразила:

Хочу— явлюсь вам, хочу— исчезну.

Смотрите, не дыша,

Готовьте стрелы и цельтесь в бездну...

Пред вами вновь— Душа.

 Я отложил тетрадь и улегся на топчан, положив руки под голову и глядя в побеленный потолок. Я старался проникнуть в тайный смысл только что прочитанного, но так и не смог. Суть ускользала. А потом я провалился в такой глубокий сон, что очнулся только под утро, когда мать начала будить меня на работу.

 Не буду тебе описывать свой «первый» день на заводе. Как я отвык. Ладушка, от всего этого! Однако, сколь странным это ни покажется, мое тело все помнило. И я довольно быстро влился в процесс, обтачивал детали на станке полный рабочий день».

 Я больше не могла читать. Невыносимое волнение охватило меня. Я вскочила и начала ходить по гостиной и повторять, как ненормальная:

— Хочу— явлюсь вам, хочу— исчезну... Готовьте стрелы и цельтесь в бездну...

 Я вспоминала то, что сказал мне Коля о документах дела Грега. А ведь его удивило именно то, что Грег будто бы исчез с места расстрела. На справке имелся гриф «Особо секретно», и Коля  получил доступ к таким важным документам лишь благодаря своей профессии. Мне казалось, я сойду с ума от неизвестности, хотелось получить ответы на все мучающие вопросы немедленно. Но как я могла это сделать? Я поняла, что Грега тоже взволновало именно это стихотворение. Но он-то не знал о документах «своего» дела!

— Я должна его увидеть! Должна!— бормотала я.— Только что это мне даст? Даже если каким-нибудь способом я перенесусь в то время, то все равно не смогу с ним разговаривать. Он не увидит меня. Раньше, по крайней мере, я была невидима в таких реальностях.

 «Лила!— мелькнула мысль.— Только она может помочь! Ведь принесла же она мне эти листки через время. Почему бы ей не передать и от меня весточку!»

 Но я тут же вспомнила, что она наказала мне не звать ее, не подумав.

— К тому же я не дочитала! И не знаю, каким образом вообще получилось, что Лила оказалась там. Ведь она уверяла, что без вампирской энергии бессильна. Так откуда же она там могла взяться?— Я уселась на диван и схватила листки.

 «Через два дня после превращения я уже начал привыкать к окружающей действительности и постепенно адаптироваться. Но тоска по тебе, моя любимая, снедала меня. Я решил морально подготовить себя ко всему, что может произойти в дальнейшем. А пока просто жить с наименьшими потерями для своей психики. Но, признаюсь, я начал сильно сомневаться, что еще когда-либо увижу тебя. На третий день я задержался на заводе. Вернее, в санитарном пункте. Уже в конце рабочего дня случайно поранил руку на станке. Медсестра обработала рану, наложила повязку. Ладушка, не волнуйся, ничего страшного! Просто глубокий порез на ребре левой кисти. Конечно, было странно, что порез не затянулся мгновенно, как это обычно происходило в бытность мою вампиром, да и боль раздражала. Но довольно скоро я примирился и перестал обращать внимание.  Когда медсестра отпустила меня, я отправился домой, хотя Василек пригласил к себе в общагу. Его родственники прислали из деревни кое-какие продукты, и он хотел меня угостить. Представляешь, даже обычное сливочное масло сейчас считается деликатесом. А уж домашнее варенье! Но чувствуя, как ноет рука, я решил сразу отправиться домой. Как же неудобно без мобильных телефонов! Чего уж проще достать из кармана трубку, набрать номер приятеля и сообщить, что не можешь прийти. Хорошо, что неподалеку от завода я встретил ребят из его общаги и попросил их сказать, что не приду. Они посочувствовали, спросили, освободили ли меня от работы хотя бы на день, и обещали все передать. Постояв с  ними немного, я двинулся в сторону дома. Было уже довольно поздно. Солнце давно село, к тому же улицы заволакивала сероватая дымка тумана. Накануне прошел сильный дождь, от этого воздух был сырым. От Тюфелевой рощи, где находится завод, до Маросейки довольно большое расстояние. Самый популярный вид транспорта сейчас трамвай. Автобусы пока в зачаточном состоянии, если можно так выразиться, метро— нет, а легковые машины— настоящая роскошь.

И меня по-прежнему раздражает, что я не могу передвигаться с привычной для меня скоростью.

 Сделав пару пересадок, я слез на нужной мне остановке и быстро двинулся в сторону дома. Рука продолжала ныть, я глянул на белую марлевую повязку и заметил пятна крови. Но так как я был довольно близко от дома, то решил ничего пока не предпринимать. Мне нужно было свернуть в узкий проход, похожий на извилистую щель. Он проходил между старыми особняками и высоким забором, огораживающим пустырь, на котором собирались что-то строить и уже завезли доски. Можно было сократить путь и пройти по этому пустырю, но там почти всегда тусовались весьма неприятные личности, с которыми я старался не связываться. Поэтому выбрал путь вдоль забора. Туман все сгущался, фонарь хоть и горел, но лишь в самом конце прохода и давал такой тусклый свет, что ясности не прибавлял, а, наоборот, искажал окружающее пространство. Вокруг не было ни души. Я уже прошел почти половину пути, как вдруг... Лада, не могу внятно объяснить тебе это странное ощущение. Понимаешь, вампиры обладают вполне определенной энергией. Как, впрочем, и все другие существа. Я четко почувствовал где-то рядом именно эту энергию. Когда ты сам на протяжении почти ста лет был вампиром, то трудно не почувствовать соплеменника. Тем более после превращения во мне остались какие-то сверхспособности. Вспомни гипноз, которому я невольно подверг Зину!