библиотеке в наборах с другими обычными продуктами. Правда, на тот момент при вручении свертка тетушке у меня вдруг впервые возникло чувство сожаления. Может зря такие жертвы? Достаточно того, что мы своих гостей не отправляем в гостиницу, а предоставляем им кров. Мои родители отказывались брать такие подарки и говорили да ешьте вы сами. А вот со стороны жены находилось достаточно желающих заполучить черную и красную икру, баночку крабов, «палку» сырокопченой колбасы, тушку копченого, источающего жир палтуса и многое другое.

Однажды ― все это было после отъезда тетушки Лизы, ― я с Марией и детьми был приглашен в гости к своему заводскому товарищу. Мы с ним вместе учились в одном институте. Он с семьей отъезжал за рубеж на работу в посольстве, и на радостях устроил прощальное торжество. Моей дочери из всего, что было на столе, очень понравилась колбаса. Она раза два на вопрос моего друга: «Мадам, вам чего подать?». ― Отвечала: «Кобаську». Этого мне хватило чтобы я, после не удержался и сказал себе: ― «Да до каких же пор мы будем откладывать наборы в холодильник и ждать очередных гостей, чтобы потом их раздать. Не бывать тому». Сказал и выполнил: в следующий раз я, выкладывая из сумки продукты, заметив взгляд дочери, не удержался и тут же открыл баночку икры. Что было интересно: икра ни черная, ни красная детям тогда по вкусу не пришлась, а вот многое другое они охотно уплетали за обе щеки и просили добавки.

Жена, глядя на мои бесцеремонные действия, не удержалась, ― происходило это перед Новым годом, ― и прямо в лоб задала вопрос:

— А для гостей ты ничего не хочешь оставить? Не забывай, скоро приедет моя подруга ― «москвачка».

— Знаешь, я считаю, что нам правильно говорят мои родители: «Ешьте сами». Ты много чего пробовала из того, что я приношу или приносишь ты? Нет! И я тоже. Теперь наша очередь угощаться деликатесами, а они пусть приезжают и сами мотаются по магазинам: все, что нужно покупают и забирают с собой. Ты думаешь, что они в Москву едут на нас посмотреть? Нет! Нет! И нет!

Сейчас деликатесы уже не стоят копейки, как в советское время ― цены превышают их реальную стоимость раз в десять, если не больше, они ― рыночные и очень «кусаются», оттого ими забиты магазины, правда, это в городах, там, где у людей есть деньги, а где их нет они ни к чему. Зачем их выставлять, все-равно не купят. Это не то, что раньше. Мы тогда, на имеющиеся в карманах рубли и копейки, могли многое себе позволить. Люди сметали с полок магазинов дефицитный товар независимо от того нужен он им был или нет. Пусть лежит, а вдруг пригодится. Это было вызвано недавно закончившейся войной. На детей денег мы не жалели. У них были велосипеды, самокаты, сыну, я однажды даже купил детский автомобиль: «Москвич». Мария после его отдала Валькиному мальчику: Женя с ним не справлялся: у него не хватало сил крутить педали. Он для него был тяжел. За то мальчик хорошо управлялся с пластмассовым самокатом: истер не одну пару кожаных ботинок, мотаясь по скверу, парку и дорожкам вокруг дома. Оно и понятно: Женя наверстывал упущенное время: качал мышцы и набирался сил.

Над детьми мы пеклись, особенно над сыном. Он был, можно сказать, у нас комнатным. Девочку мы водили на развивающие кружки. Она занималась танцами и еще английским языком. Язык мы выбрали неслучайно: однажды, гуляя в Царицынском парке Москвы, столкнулись с группой туристов ― американцев. Они были из штата «Джорджия» и заинтересовались венком из ярких листьев клена на голове у Маши. Жена показала иностранцам, как его сделать, и они, улыбаясь подарили дочери значок со спутником. Он был запущен США вторым после нашего. Это и предопределило в дальнейшем судьбу дочери. Я ее устроил в специальную школу с углубленным изучением английского языка. Модно тогда было.

Для развития детей, я в девяностые годы купил на то время очень «дорогую игрушку» ― компьютер и никто другой ― Женя на нем стал преуспевать, он не только играл, но и вместе со мною занимался программированием, а в будущем это ему позволило найти себе профессию. Мальчика мы отдали в ту же школу, что и дочь. Он неплохо разговаривает на английском языке.

Женя долгое время с грустью смотрел на мир. Для этого достаточно разложить перед собой все его детские фотографии. Он рос впечатлительным мальчиком. Его одного потрясла смерть сродного брата моего отца. Я помню, Женя не раз, сидя у меня на руках спрашивал: «А дед Марка умер? А дед Марка умер?» ― Я отвечал ему, глядя в сторону, а он брал руками меня за голову и разворачивал к себе. А еще, он неслучайно забирался то ко мне на руки, то лез к Марии на колени. Ему долго требовалась наша поддержка. Преждевременное рождение сказалось на здоровье мальчика. Возможно, из-за этого, сына в возрасте трех-четырех лет неожиданно стали мучать боли в ногах ― причин врачи не находили, ― нам, в основном мне, слыша среди ночи плач сына, приходилось ни раз вставать и растирать мышцы ног различными мазями.

«Ничего странного. Это, мальчик растет, ― говорили нам прославленные терапевты из первой градской. ― К свадьбе все пройдет само собой, не беспокойтесь». Не прошло. Однажды, даже стало хуже: неожиданно на икрах обеих ног у него проступили вены с явно видимыми узлами. Мы ему тогда приобрели на заказ эластичные чулки. Не помогло. Правда, из-за этого Женю не взяли служить в армию. Как там говорят в народе: нет худо, без добра. Так вот это и есть оно самое.

У дочери в детстве тоже были проблемы: в возрасте трех лет грипп дал осложнение на почки. Ее на «скорой» увезли в больницу. Находиться в стационаре Маше пришлось одной. В своем возрасте: девочке тогда было три года, она считалась большой, и родителям находиться в палате вместе с нею нельзя было. Она по словам нянечки очень скучала по дому и часто, следуя за ней «хвостиком», говорила: «Что-то мои водители не едут». Нянечка, иногда, тайком чтобы ей за это не попало, звонила нам и давала ей трубочку чтобы мы могли поговорить.

Дочь лечилась полный месяц, затем нам дали на полгода отвод от детского сада. Это сейчас бы жена ушла с работы и сидела с ней дома, тогда подобное даже на ум не приходило. Мои родители на