Лиза задумалась, но ничего не сказала.

Тогда Софи снова вздохнула и посмотрела в парк за окно. Спросила:

– Что-то я не вижу jardin d’hiver8 – прежде прямо к дому пристройка была. Неужто забросили? У маменьки Льва Александровича такие восхитительные розы цвели…

– Я не люблю розы. Кажется, зимний сад разобрали еще лет двадцать назад, – отозвалась Лиза. А потом как будто между делом поинтересовалась: – неужто вам приходилось здесь бывать еще при моей бабушке?

– Ах, я была тогда совсем крошкой. Маленькой-маленькой девочкой, – поспешила ответить Софи, наверное пожалев, что выдала свой возраст. – Наши со Львом Александровичем родительницы приятельствовали по-соседски, оттого я часто бывала в этом доме. Знаете, Лизонька, нас ведь и сосватать одно время думали с вашим папенькой!

– Вот как? Я не знала… – искренне удивилась Лиза.

А Софи рассмеялась смехом-колокольчиком:

– Боже мой, как давно это было! Да, все в этом мире повторяется. Вот уж и мы со Львом Александровичем мечтаем поженить своих детей.

Лиза дрогнула, но в лице, как ей казалось, не изменилась. Однако Софья Аркадьевна все равно попросила:

– Вы не смущайтесь, Лизонька.

Она подошла и ласково пожала Лизину руку. Шепотом сообщила:

– Я ведь знаю, о чем мужчины секретничают! Мигом все поняла еще третьего дня, когда не увидела у Алекса на мизинце рубинового перстня. Рубин, Лизонька, это, видите ли, наша фамильная реликвия: его еще прадед Алекса с востока привез. Мой муж носил его до самой своей смерти, не снимая, а после я рубин Алексу отдала. Сама бы носила – да у меня пальчики до того тонкие и изящные, что сплошная мука перстни подобрать. Постоянно теряю! Так что отдала Алексу от греха подальше. И до чего ж я рада, что теперь рубин у вас!

Она со всей надеждой заглянули Лизе в глаза:

– Ведь он у вас?

Некуда было деваться… Софи умела напирать так, что ответить ей отказом решительно невозможно.

– У меня… – вымученно призналась Лиза. – Алекс и правда попросил меня стать его женой.

– Боже, боже, боже! – едва не взвизгнула Софи от радости. И кинулась Лизу обнимать. – Какое счастье, Лизонька, какое счастье! Вы ко мне заглядывайте теперь почаще – по-свойски, по-семейному! Ах, я ведь всегда мечтала иметь дочь…

Лиза же снова почувствовала приступ жесточайшего раздражения: мягко высвободилась из ее хватки. Едва удержалась, чтобы вслух не сказать, что уж она-то о матери вовсе не мечтает: ее мать умерла. Для Лизы умерла, по крайней мере.

Вместо этих слов Лиза снова натянула на лицо улыбку и молвила крайне осторожно:

– Софи… вы мне, скорее, подруга, чем матушка: моя настоящая матушка, думается, была много вас старше. И все же вы обе купеческие дочери, жили неподалеку… обе знали моего отца. Быть может, Софи, вы знали и мою мать?

Софи растерялась: подобного вопроса она не ждала. Но ответить ничего просто не успела – вдруг распахнулись двери, и в гостиную ввалился, светящийся счастьем, Лизин отец.

– Ох уж и озорники! – громогласно да радостно объявил папенька.

С живостью, которой Лиза давно уже от него не ждала, подпрыгнул к ней и схватил за руку. Поцеловал отечески, а после соединил ее руку с ладонью Алекса – да так и не позволил разойтись, удерживая обоих за плечи.

– Ну и озорники… – продолжал он, крутя головой то на нее, то на Алекса. – Все скрытничают! Все таят! Все вид делают, будто бы равнодушные друг к дружке – а сами! Вот вы знали, Софья Аркадьевна?!

– Что знала, Лев Александрыч? – невинно осведомилась Софи.

– Что сынок ваш любезный Лизы моей руки просит! Что отвечать-то им прикажете, а?!

– А что тут ответишь? – Софи тотчас включилась в игру. – Только благословение родительское дать да свадьбу поскорее готовить!

– Благословение? Это мы живо организуем! Ванька! – крикнул слуге. – Икону Казанской Божьей матери неси-ка поскорее!

Лиза едва не простонала: этого не хватало еще. Ее батюшка, который иной раз забывал и какой рукой креститься, вздумал благословлять их по всем традициям…

Папенька меж тем подобрался, застегнул на все пуговицы сюртук, посуровел лицом – и со всем благоговением принял из рук лакея икону в рушнике.

– Дети мои любимые, Лизонька, Александр… – голос у папеньки дрогнул, а глаза заблестели. Где-то рядом громко всхлипнула Софи. – Живите, дети, счастливо, дружно. Друг друга уважайте, любите. Ты, Лиза, мужу не перечь, слушайся. А вы, Александр Николаевич, уж берегите мою девочку. Она у меня хорошая, добрая. С гонором немного, но это вы привыкните.

Лиза, ни жива ни мертва, во все глаза смотрела на святой образ, и ей казалось, что она сейчас задохнется. Или вот-вот земля под нею разверзнется, и Лиза прямиком свалится в Геенну огненную. Куда ей и дорога. В панике она несколько раз оглядывалась на Алекса – но тот слушал папеньку внимательно и с ледяным спокойствием. Совесть его ничуть не мучила. Чурбан бесчувственный!

Лиза уже едва стояла на ногах, когда батюшка, наконец, перекрестил их иконою и поднял святой образ для поцелуя – сперва Лизе, потом Алексу.

Из последних сил Лиза, не помня себя, коснулась губами подрамника и тотчас, пока отец еще что-нибудь не выдумал, взмолилась:

– Позвольте, я на воздух выйду… До чего же здесь жарко натоплено!

И, не дожидаясь ответа, в чем была, бросилась вон из гостиной, а потом и из дому – на террасу, выходящую в приусадебный парк.

Давно стемнело. Хоть и стоял на дворе последний день февраля, с неба крупными хлопьями падал снег. И холодно было настолько, что Лиза непременно озябла бы, будь у нее хоть минута, чтобы это осознать.

«Что я делаю! Боже мой, что я делаю?! – только и могла думать она. – Верно, я с ума сошла. Это ведь на самом деле происходит. Я ведь по-настоящему выхожу замуж! За человека, о котором ничего не знаю…»

В панике Лиза даже стала припоминать письмо, которое вчера чуть свет пришло от Гаврюшина. Так хорошо он писал, так по-доброму! Признался, что просил ее руки у отца – из отчаяния – и теперь в том раскаивается. Мол, нужно было сперва поговорить с Лизою.

Может, зря она Кирилла отвергла? Он ее любит, по крайней мере…

Неизвестно до чего бы еще Лиза додумалась. Она даже вообразила на миг, как прямо по снегу бежит в вечернем туалете к дому Гаврюшиных; вламывается, отталкивая дворецкого, и бросается Кирюше на шею.

Дальше Лиза придумать не успела: послышался щелчок двери за спиной. И тотчас ей на плечи лег теплый мех ее шубы.

– Простудитесь, – встав перед нею, заметил Алекс.

– Спасибо, – буркнула Лиза. Она и правда начала замерзать.

Алекс кашлянул неловко и объяснился: