Корон посмотрел на каждого члена совета по очереди, переводя взгляд с одних глаз на другие и пытаясь донести до них перспективы. А заодно хотел показать, что Лаэрт теряет свои позиции на Итаке.

— Несмотря на все его влияние, терпение и настойчивость, которую он проявляет, пытаясь взбудоражить людей, большинство — против него. Его поддерживает где-то четверть населения и знатных господ.

— Чушь! — закричал Фроний. — Самое большее — десятая часть.

— Еще четверть симпатизирует, но не приняла решения, — продолжал Корон. — Оставшиеся верны Лаэрту и никогда не поддержат узурпатора, даже если некоторые из них и согласны с Эвпейтом. Зная это, предатель изменил свои планы. Поэтому я здесь.

В этот момент Корон подозвал одного из рабов, тот подошел и снова наполнил его кубок. Корон сделал глоток и опять обвел всех взглядом.

— Несмотря на предательство, Эвпейт не хочет убивать нашего великого царя. Он все еще помнит про долг чести за то, что вы закрыли его от толпы, мой господин. Но он — политик, поэтому опасается, что ваша смерть принесет ему больше врагов, чем друзей. Посему Эвпейт предпочтет, чтобы вы оставили трон по соглашению со знатными господами, а не были убиты, как собака. Однако он собрал вокруг себя людей, которые не столь разборчивы. Эти люди, в особенности близнецы Полиб и Политерс, устали ждать, когда общественное мнение повернется в их пользу. Они требуют немедленных действий и намерены сделать так, как хотят. До недавнего времени мне хватало ежедневных сообщений моего шпиона, который рассказывал о происходящем в доме. Он передавал мне имена каждого нового знатного господина, который переходил на сторону Эвпейта, а также планы по передвижению предателя и любые новые планы, которые тот придумывал, чтобы противостоять правлению нашего царя. Это сообщалось на протяжении месяцев. Но несколько дней назад, вечером, к Эвпейту пришли близнецы, они очень долго разговаривали. Мой человек прислуживал им на протяжении всего вечера и передал мне каждое слово. Этих людей не волнует родная страна — они хотят только богатства и власти. Они молоды и не обладают терпением своего лидера, который сеет недовольство в массах ради мирного смещения царя народом. На протяжении зимы они набирали людей и собирали средства, намереваясь пригласить отряд наемников. Полиб и Политерс даже упоминали тафиан, с которыми их лидер до сих пор поддерживает тайные связи. И Эвпейт согласился с планом атаки в конце весны и захватом трона силой. Господа, время политической борьбы уходит. Мы должны точить мечи и готовиться к войне.

Тиндарей мерил шагами пол в большом зале. Агамемнон пребывал в возбуждении от мысли собрать вместе лучших греков и отправил посыльных для распространения сообщения о выдаче замуж Елены и о том, что ее отец приглашает величайших царей и воинов со всей Греции. Возможно, опасаясь, что царь Спарты изменит свое решение, Агамемнон отправил людей в тот же вечер. К этому времени новость уже должна была дойти до каждого уголка Пелопоннеса, а торговые корабли — принести сообщения на острова. Не исключено, что некоторые всадники даже добрались до севера Греции, раз воцарился относительный мир. Единственные проблемы на дорогах возникали при встрече со случайными бандами разбойников.

Царь вздохнул. У него осталось несколько дней, а может даже недель спокойствия, пока величайшие люди Греции готовятся приехать. Но он знал, как сильно эти люди ненавидят друг друга. Они не захотят, чтобы кто-то из соперников прибыл раньше. Хотя гости, конечно же, пожелают приехать со свитой, они не захотят тратить время. Им нужно добраться до Спарты как можно быстрее и предъявить претензии на Елену до того, как какой-то другой претендент слишком сильно сблизится с Тиндареем и завоюет его благосклонность. Царь представил, что меньше чем через месяц холодные стены большого зала, где прекрасно разносится эхо, будут наполнены множеством сильных голосов.

Он снова вздохнул и в отчаянии подергал себя за бороду. Хотя Тиндарей восхищался зятем, он часто испытывал раздражение от того, что Агамемнон умел убедить его сделать то, чего делать не хотелось. Возраст Елены походил для вступления в брак, но Тиндарей не хотел пока отдавать ее другому мужчине. На самом деле, он до сего времени практически не задумывался над этим вопросом — вероятно, оттого, что был очень рад видеть ее во дворце. Несомненно, девушка легко поддавалась переменам настроения, отличалась дурным характером и не подчинялась дисциплине, как следует дочери, и царь знал, что сам напоминает глину в ее руках. Ей требовалось только похлопать глазами с длинными ресницами или надуть пухлые губки — и он оказывался беспомощным. Поэтому он был очень несчастлив от мысли, что может фактически ее потерять. Правитель непрестанно думал об этом уже пару дней.

Если бы Агамемнон не отправился домой вчера, как только рассвело, чтобы приказать своему брату Менелаю готовиться, Тиндарей поставил бы перед ним вопрос ребром. Потеря любимой дочери была одной причиной беспокойства; удовлетворение самых сильных аппетитов в Греции — совсем другой. Спарта считалась богатым государством, но правитель не желал отдавать даже один медяк из своего богатства ради грандиозной стратегии Агамемнона. По этой причине он намеревался провести полную перепись всего имеющегося во дворце, от каждой головы скота и меры зерна до самого маленького глиняного кубка.

— Тиндарей, ты здесь? — спросил женский голос.

— Да, Леда, — ответил Тиндарей и повернулся, чтобы поприветствовать пришедшую жену.

С ней вместе пришла Елена. Они пересекли зал, чтобы присоединиться к царю. Леда была высокой, красиво одетой привлекательной женщиной. Длинные черные волосы ниспадали на ее плечи. Единственным свидетельством возраста, если не считать морщинки в уголках глаз, стали две густые седые пряди на висках. Она поцеловала мужа и взяла его огромные ладони тонкими пальчиками.

— Ты занят? — спросила она. — Мы с Еленой хотели бы побыть с тобой перед отходом ко сну.

Тиндарей покачал головой.

— Я буду рад вашему обществу, моя дорогая. — Потом он посмотрел на Елену. — Почему ты хмуришься, дочь?

— Я берегу улыбки для лучших мужчин Греции, — резко ответила она.

— Значит, ты все еще несчастлива, — вздохнул он. — Как ты можешь грустить, когда сюда собираются цари и царевичи из каждого города, чтобы засвидетельствовать тебе свое почтение?

Царь смотрел на дочь, стоявшую перед очагом. Как и обычно, она оделась в белое, а поскольку свет был за ней, то Тиндарей легко различал силуэт обнаженного тела сквозь тонкую ткань. Он покачал головой, раздумывая, что ни один мужчина не сможет перед ней устоять. Не исключено, что Агамемнон не учел этого в своем грандиозном плане, но Тиндарей понимал: как только жениха выберут, прольется кровь. А возможно, это случится и раньше. Здесь соберется столько гордых воинов! Неужели его зять действительно ожидает, что они сформируют союз под его руководством, когда каждый дурак понимает: эти люди через несколько дней будут готовы вцепиться друг другу в глотки?!

— Папа, ты собираешься выставлять меня, словно корову, выдаваемую в виде приза, перед сворой самодовольных придурков! И ожидаешь, что я буду радоваться этому?