же (в других сперва одолевает Добрыня, так как у Ильи подвертывается нога и некоторые другие мотивы. По указанию Пахоловой, она усвоила эту былину от деда Василия Леонтьевича, от которого переняла и Аграфена Матвеевна (Марк., стр. 230).

Но последняя, по-видимому, уже от себя вставила эпизод получения Ильей силы (Марк., стр. 231, стихи 23—50) и закончила былину перечислением богатырей на пиру князя Владимира, с которыми знакомится Добрыня, и «заповедью великою» всех богатырей «стоять... за землю... святоруськую» (Марк., стр. 234). Этих эпизодов у Пахоловой нет.

Своеобразной чертой ее варианта является такая подробность: весть о сильном богатыре Добрыне приходит к Илье в Карачарово, когда он сидит за столом со своим родителями. Ему «недосуг дообедывать», он спешит на встречу с Добрыней. Эта ж деталь имеется в варианте Марфы Семеновны, где она развернута (Крюк., I, стр. 193—194, стихи 36—67), и, возможно, от нее и заимствована Павлой Семеновной (эта подробность в духе импровизаций Марфы Крюковой, нигде в других золотицких варианта ее нет). С вариантом сестры сближает текст Пахоловой и мотив обучения Добрыни Ильей военному делу. Таким образом, и здесь мы встречаемся с воздействием личного творчества Марфы Семеновны на былины младшей сестры. Однако текст Пахоловой как всегда, более краток (260 стихов, у Крюковой — 529) и строен, свободен от тех словесных излишеств, которые характерны для исполнительской манеры старшей сестры.

100. Васька да горька пьяница. Запись 13 августа 1939 г.

Сюжет былины нетрадиционен, в записях XVIII — начала XX вв. не встречается. Хотя исполнительница и сослалась на своих дедов Василия Леонтьевича и Гаврилу Леонтьевича, от которых якобы усвоила былину, но вариант о Василии-пьянице, записанный от Гаврилы Леонтьевича (Марк., 77), совсем иной, развертывает традиционный сюжет в его северо-восточной версии: Васька-пьяница, оберегая Киев и князя Владимира от врага, допускает ограбление им князей-бояр, а затем, обделенный врагами, побивает их и отдает князю Владимиру «в золоту казну» все ими награбленное.

Единственное, что сближает оба варианта, это сам образ богатыря-пьяницы, его имя и сцена одевания в кабаке пропившего всю одежду богатыря. Однако и эта сцена в своих деталях отлична от традиционной: князь Владимир не идет сам в кабак, а посылает слуг, платье выдается из кладовых князя, а не из заклада целовальникам, сцены опохмеливания нет.

Нет аналогичного сюжета и у Марфы Семеновны Крюковой, у которой на основе традиционного сюжета о Ваське-пьянице сложены три былины: «Туры, малы детоцьки» (Крюк., II, 74, — развернутое обычное вступление к былине, ср. начало текста Гаврилы Леонтьевича), «Кудреянко, ведь он же царь немило́сливый» (там же, II, 75) и «Костя Новоторженин» (там же, II, 76). С двумя последними былинами вариант Пахоловой несколько перекликается, но лишь в отдельных мотивах (Костя — товарищ и собутыльник Васьки-пьяницы, вражеская сила — царя арабского, Васька убивает сперва отдельно вражеского царя, а затем уж в бою побивает с товарищами всю «силу»), но в целом они не совпадают. Таким образом, происхождение данной былины неизвестно, и можно лишь предположить, что это или одна из незаписанных импровизаций Марфы Крюковой, перенятая ее сестрой, или сложена самой Пахоловой по методу Марфы из разных эпических мотивов.

101. Старина про Сухмана сына Сухматьевича. Запись 28 августа 1938 г.

Варианты Зимнего берега: Марк., 11; Крюк., I, 38.

В собрании А. В. Маркова 1900-х годов сюжет о Сухмане известен только в одном варианте, записанном от А. М. Крюковой. П. С. Пахолова, по ее словам, слышала эту былину не только от матери, но и от деда, Гаврилы Леонтьевича Крюкова. На последнего ссылается как на один из источников знания ею былины и Марфа Крюкова (см.: Мал., стр. 171). Однако Марков определенно говорит, что Сухман принадлежал к тем былинным героям, имен которых Гаврила Крюков «никогда не слыхал» (Марк., стр. 343). Недостоверность сообщений М. С. Крюковой об источниках своих былин хорошо известна: она ссылается на мать, на своих обоих дедов, Василия и Гаврилу, а также и на других сказителей даже тогда, когда сюжет сказки, исторического предания, песни или литературного произведения переложен в былину явно ею самой (см.: ссылки сказительницы на источники в примечаниях в обоих томах «Былины М. С. Крюковой», а также главу V книги «Русский былинный эпос на Севере»). См. также противоречивые ссылки на источник ее былины о Сохматии при первом исполнении в 1937 г. (Мал., стр. 171) и примерно через месяц при исполнении той же былины Э. Г. Бородиной-Морозовой (Крюк., I, стр. 713). Последняя совершенно правильно отметила близость варианта М. С. Крюковой к тексту ее матери (там же). Марфа Семеновна только усложнила, по своему обыкновению, усвоенную от матери композицию разными подробностями и повторениями, доведя текст в записи Э. Г. Бородиной-Морозовой до 423 стихов (Крюк., I, 38) и в первой — до 536 (текст А. М. Крюковой — 170 стихов). Текст же матери восходит к пудожскому варианту из собрания Рыбникова (т. II, 148), помещенному в книге Оксенова «Народная поэзия» — источнике ряда былин А. М. Крюковой. Таким образом, «Сухман» не входил в исконную традицию Зимней Золотицы и вошел в репертуар М. С. Крюковой и П. С. Пахоловой из репертуара матери. Вряд ли Марков прошел мимо сюжета о Сухмане, если бы он был известен, кроме Аграфены Матвеевны, кому-либо из других сказителей Зимней Золотицы, при его стремлении «записывать в большем количестве вариантов редкие старины» (Марк., стр. 23).

Но П. С. Пахолова ссылается еще на какую-то книгу, в которой она читала былину о Сухане, — «Моя любимая старина была». По ее описанию, это была книга про богатырей, большого формата, толстая (сообщено Э. Г. Бородиной-Морозовой). Была ли это «Народная поэзия» Оксенова, подаренная ей священником Красновским (см. заметку о П. С. Пахоловой), или еще какая-то книга с текстами былин — неизвестно. В варианте Пахоловой имеются отдельные детали, которые отличают его от былины матери и ее книжного источника — пудожского варианта собрания Рыбникова и сближают с записью Гильфердинга (I, 63): на проверку слов Сухмана посылается Илья Муромец, в то время как в записи у Рыбникова и в вариантах А. М. и М. С. Крюковых — Добрыня Никитич. Э. Г. Бородина-Морозова сообщает, что во время исполнения П. С. Пахоловой былины между ней и Марфой Семеновной, присутствовавшей при исполнении, разгорелся спор, кого именно послал князь Владимир: «Когда сказительница дошла до строчки „Во-вторых, пошли Добрынюшку Никитича“, Марфа Семеновна перебила сестру: „Поди ты, не посылал их двоима“. Но Павла Семеновна стояла на своем» (запись Э. Г. Бородиной-Морозовой). Очевидно, участие Ильи Муромца в проверке крепко запомнилось Павле Семеновне и, возможно, было взято ею из какого-то текста, основанного на записи Гильфердинга. Влияние же вариантов матери и старшей сестры сказалось в том, что она к Илье Муромцу присоединяет и Добрыню. Сближает вариант Пахоловой с гильфердинговским и число татар, ранивших Сухмана — два, тогда как у