ребенка – может быть, чтобы немного развеяться, – молодой Наполеон стал появляться в свете с юной женщиной из высшего света – графиней Нандиной Кароли, урожденной герцогиней Кауниц… Правда, Нандина часто появляется с Морисом Эстергази, одним из лучших друзей принца… Я вам его покажу…

Конец второго акта «Волшебной флейты» утонул в громе аплодисментов, что доказывало следующий факт: если парижане ходят в оперу разговаривать, то венцы ходят слушать музыку. Занавес поднимался несколько раз. Потом в зале забурлила светская жизнь. Было заведено, как и в Париже, ходить в ложи к друзьям. Перемещались только мужчины, женщины не вставали с мест. Скоро ложа герцогини де Саган была заполнена до отказа. Куда бы она ни шла, казалось, Вильгельмина ведет за собой целый двор. Придвинувшись друг к другу, Гортензия и Фелисия пожирали глазами королевскую ложу, где в этот момент разыгралась небольшая сцена: герцог Меттерних, затянутый в темно-синий фрак, украшенный созвездием наград, только что вошел туда и приветствовал эрцгерцогиню, весело болтавшую со своим племянником.

При виде вошедшего улыбка исчезла с лица молодой женщины. С видом поистине королевской скуки она позволила канцлеру прикоснуться губами к своей вышитой перчатке. Потом она отвернулась, пока Меттерних говорил что-то принцу, словно это ее не интересовало.

Кто-то из окружавших Вильгельмину проговорил:

– Отвращение эрцгерцогини к Меттерниху становится все более очевидным. В один прекрасный момент она просто повернется к нему спиной.

– Она так его презирает? Но почему? – спросила Фелисия, спокойно вступая в разговор.

Говоривший, молодой фат, носящий одно из тех имен Центральной Европы, которое невозможно выговорить и еще труднее написать, засмеялся:

– Она недовольна его политикой. Какая смелость для маленькой эрцгерцогини! У нее на этот счет свои соображения. А уж амбиции…

– Оправданные, быть может? Ведь однажды она наденет императорскую корону.

– В этом не будет ничего удивительного. Фердинанд, наследник престола, слабоумный. Его брат Франц-Карл может довольно быстро ему наследовать. Но я думаю, что больше всего София недовольна тем, как Меттерних сторожит молодого Наполеона…

Вдруг Гортензия, внимательно следившая за разговором, перестала слушать. Ее взгляд, блуждая по залу, наткнулся на ложу французского посланника Мэзона, чьи бакенбарды и тучный живот маячили рядом с женщиной в пышных кружевах и пурпурном бархате, должно быть, его женой. За их спиной беседовали три человека. Один из них был маршал Мармон, второй – маленький человечек с седыми волосами. Рыжая шевелюра третьего заставила сердце Гортензии забиться быстрее. Эти волосы… Эта фигура… Ей казалось, что она узнала скрытый темнотой профиль. Неужели это был Патрик Батлер?

В течение всего путешествия она ждала его появления. В Вене она решила, что он потерял ее след, отказался от преследования. Быть может, ему стало стыдно за то, как он обошелся с женщиной? Или, в общем-то довольный, он вернулся к своим туманам Бретани и своему делу? И вдруг он появляется так неожиданно в венском театре! Но он ли это? Может, это кто-то просто похожий на него?

Гортензия решила убедиться. Движимая чувством, близким к панике, она вскочила, толкнув Фелисию, и бросилась из ложи без всяких объяснений. Подобрав юбки из бледно-розовой тафты, она почти побежала по полукруглой галерее, огибавшей ложи. Она ничего не видела и не слышала, даже зова Фелисии, бросившейся за ней следом.

Гортензия не знала, что она сделает, что скажет, если этот человек окажется действительно Батлером. Ей необходимо было увидеть его вблизи.

Неожиданное столкновение остановило ее порыв: ее нос уткнулся в камзол из голубого бархата.

– Мой бог, мадам, куда вы так бежите? – спросил чей-то приятный голос, меж тем как крепкие руки удержали ее от падения. Гортензия отстранилась, хотела извиниться и не смогла произнести ни слова. Человек, на которого она налетела, был не кто иной, как сам герцог Рейхштадтский, выходивший из королевской ложи.

Ноги у нее подкосились, она опустилась на пол в подобии реверанса.

– Ваше Высочество, – только и смогла она пробормотать почти беззвучно, – я… прошу… прощения…

Принц улыбнулся.

– Держу пари, что вы француженка, – сказал он, смеясь. – Вы знаете, что ваш немецкий ужасен?

– Охотно верю, монсеньор, – сказала она на этот раз по-французски. – Я знаю всего несколько фраз.

– И вы правы! Если уж повезло вам родиться французом, не следует никогда говорить на другом языке. Мое почтение, сударыня…

К нему присоединились два офицера, и принц проследовал в другую ложу. Гортензия осталась стоять взволнованная и растерянная.

– Ну, моя дорогая, у вас довольно странная метода знакомиться с людьми, которые вас интересуют, – заметила Фелисия, догнав ее. – Но скажите мне, куда вы так бежали?

Гортензия провела по лбу дрожащей рукой.

– В ложе маршала Мэзона я заметила человека, говорившего с герцогом Рагузским…

– И что же?

– Я почти уверена, что это был Патрик Батлер. Во всяком случае, он был так на него похож… Цвет волос… Осанка…

Фелисия твердо взяла ее под руку и заставила повернуть назад.

– Если вы будете так реагировать на всех мужчин с рыжими волосами, у вас будет масса неприятностей. Мне кажется, если бы этот человек нас преследовал, мы бы уже об этом узнали. Допустим даже, что это он. Что бы вы ему сказали?

– Понятия не имею. Мне хотелось только убедиться. Вы и представить себе не можете, как я его боюсь.

– Со мной вам нечего бояться. Вернемся в ложу. Когда начнется спектакль, мы сможем хорошенько разглядеть людей в ложе французского посланника.

Но там остались лишь маршал Мармон и маленький человек с седыми волосами. Рассматривая зал в бинокль, молодым женщинам нигде не удалось обнаружить Батлера. Фелисия указала подруге на рыжеволосого человека в зеленом сюртуке, сидевшего в оркестре и с упоением слушавшего музыку.

– Вот человек, которого вы видели…

Но Гортензию это не убедило. Чувство, испытанное ею, было еще так свежо, что она хотела в следующем антракте продолжить свои поиски. Вдруг в середине арии Вильгельмина встала, потянулась, зевнула и сказала, что пора возвращаться домой. Она ходила в театр только из-за антрактов, когда можно было показать себя и поболтать. Никогда не считалось хорошим тоном приезжать к началу спектакля, но, по мнению Вильгельмины, не лучше было и оставаться до конца. Так как ее приход и уход всегда сопровождался некоторым шумом, то певцы и актеры предпочитали, чтобы ложа герцогини пустовала. Публика была с ними согласна и не постеснялась протестовать. Но приглашенным пришлось последовать за ней.

Гортензия плохо спала в эту ночь, ее мучили кошмары. Мысль о том, что Патрик Батлер в Вене, не оставляла ее, мешая ощутить радость от встречи с тем, кого Вильгельмина упорно называла маленьким Наполеоном… За