Но несмотря на риторическую убедительность этих заявлений, до сих пор сохраняющих привлекательность для историков, по сути они представляли собой карикатуру на реальный ход событий[1768]. Как мы уже видели, согласно прежним правилам санкционированные прибыли на самом деле вычислялись не как доля от издержек, а как доля от используемого капитала[1769]. Указания же по учету издержек отличались несомненной строгостью[1770]. С точки зрения нового курса на рационализацию принципиальным изъяном прежней системы было не то, что она позволяла производителям раздувать издержки и цены так, как им заблагорассудится. Кроме того, не была она лишена и стимулов к эффективности. После того как цена была установлена, она не подлежала изменению, и это активно стимулировало подрядчиков к сокращению издержек[1771]. В первые годы войны источником трений между рейхсгруппой по промышленности, рейхскомиссаром по ценам и налоговыми ведомствами служил именно вопрос о том, как отобрать у производителей полученные таким образом «чрезмерные прибыли». Реальный изъян системы с точки зрения курса на рационализацию заключался в том, что она не задавала единой, стандартной цены, на которую должны были ориентироваться все производители. И дело здесь тоже было вовсе не в некомпетентности властей. Эта система была построена так, чтобы государство могло выдавать заказы самому широкому кругу новых производителей вооружений, даже если они были не в состоянии соответствовать тем стандартам, которые соблюдались давними и опытными поставщиками. В этом смысле такая система была хорошо приспособлена к ранним этапам военной мобилизации, когда требовалось в массовом порядке загружать производителей заказами на выпуск незнакомой им продукции и в то же время контролировать прибыли, получаемые более опытными фирмами, давно работающими в данных областях. Неэффективность этой системы в первую очередь заключалась в том, что в ее рамках не было возможности призвать менее эффективных производителей к равнению на преобладающие «лучшие практики ценообразования». Более того, индивидуальные контракты требовали постоянного и навязчивого контроля со стороны военных аудиторов, которые, само собой, предпочитали уделять свое внимание крупным фирмам, что делало эту систему непопулярной у более влиятельных членов рейхсгруппы по промышленности.

В ноябре 1941 г. в рамках дискуссии об упорядочивании положения в налогово-бюджетной сфере было принято решение о переходе к новой системе стандартных цен. Эти цены должны были основываться на издержках, которые несли «средние» производители, вычисленных согласно существующим правилам. Первоначально эта мера была предложена в рамках программы фискальной консолидации, призванной сократить корпоративные прибыли и снизить государственные расходы, что должно было способствовать ликвидации инфляционного пузыря.

Во имя рационализации стандартные цены были подвергнуты общему 10-процентному сокращению. Более того, под угрозой изъятия оказались прибыли, полученные в 1940 и 1941 г. Но после отставки гауляйтера Вагнера и его замены австрийским банкиром Гансом Фишбеком атмосфера значительно разрядилась[1772]. По крайней мере Цанген и его коллеги больше не угрожали отставкой. Введение новой системы стандартных цен сопровождалось железным обещанием Шпеера о том, что фирмы, соблюдающие ценовые требования, будут освобождены от дальнейших официальных инспекций и смогут оставлять себе основную часть прибылей, полученных благодаря сокращению стандартных издержек. Отныне вопросом чрезмерных прибылей должен был заниматься не комиссар по ценам, а Министерство финансов, а указания относительно чрезмерных прибылей, изданные в конце марта 1942 г., несомненно, не могли серьезно охладить пыл промышленников. Налогом на чрезмерную прибыль облагались лишь прибыли, на 50 % превышавшие те, которые были получены в 1938 г., что автоматически давало преимущество тем фирмам, которые еще до войны нажились на перевооружении[1773]. Кроме того, Альберт Шпеер дал понять, что он не потерпит вмешательства в свою сферу деятельности со стороны назойливых «бюрократов» из Министерства финансов и комиссара по ценам. Параграф 14 указаний о чрезмерных прибылях позволял тем фирмам, которые выразили согласие с новыми стандартными ценами, установленными Министерством вооружений, требовать возвращения значительной доли уплаченного ими налога на чрезмерную прибыль[1774]. Шпеера не волновали соображения общего порядка о порочном круге государственных расходов и инфляции. Все, что было для него важно, – обеспечить активное сотрудничество со стороны немецкого бизнеса в рамках кампании за максимизацию объемов производства.

II

Реорганизационные мероприятия сопровождались речами о реформах и рационализации – эти меры должны были решить проблемы военной экономики Германии путем увеличения производства при сокращении расходов. Однако эта идеологическая фигура в лексиконе военной экономики всегда конкурировала с не менее решительным акцентом на радикальную мобилизацию. В этом отношении Шпеер в значительной степени опирался на усилия других организаций по сплочению и стабилизации режима.

Несмотря на то что Шпеер сознательно не позволил налоговым ведомствам Рейха в 1942 г. произвести крупный «налет» на корпоративные прибыли, успешная работа его министерства в немалой степени опиралась на сохранявшуюся стабильность рейхсмарки. А та, в свою очередь, во многом была обеспечена разовыми налоговыми сборами, которым, в частности, в 1942 г. подверглись владельцы недвижимости. Разумеется, крупный вклад в доходы Рейха внесли и оккупированные территории. Совместно прироста внутренних и внешних поступлений хватило для того, чтобы отвести угрозу инфляции по крайней мере еще на полтора года. Еще большее значение для работы военной экономики Рейха имел рост поступлений продовольствия и рабочей силы с оккупированных территорий в 1942–1943 гг. Более чем достаточной заменой для тех 280 тыс. рабочих, которых лишились оружейные заводы в течение 12 месяцев после московского кризиса, стали 970 тыс. иностранных рабочих, найденные Заукелем. И в первую очередь их получил именно сектор Шпеера[1775]. В то время как общий прирост рабочей силы на оружейных предприятиях составил в 1942 г. всего 15 %, в секторе Шпеера, занимавшемся производством для армии, прирост превышал 30 %. Из тех дополнительных 513 тыс. рабочих, которые трудились конкретно на тот или иной из трех родов войск вермахта, в сферу ответственности Шпеера попало не менее 420 тыс.[1776] Наиболее приоритетные программы Шпеера были щедро снабжены рабочей силой. В танковой отрасли в 1942 г. ее численность выросла почти на 60 %, а в 1943 г. – на еще большую величину. Резкий прирост производства локомотивов, с 1918 в 1941 г. до 5343 в 1943 г. – одно из наиболее известных достижений Шпеера – опирался на допроцентное увеличение рабочей силы в одном только 1942 г.[1777] Все это представляло собой полную противоположность происходившему в 1941 г., когда мобилизацией рабочей силы в первую очередь воспользовались люфтваффе и флот[1778].