стаканы у них обоих. – И вообще рановато водные процедуры открывать. Выпейте лучше еще за счет заведения.

Новые бокалы с алкоголем и звонкими льдинками появились на стойке.

– Отличный виски, – небрежно похвалил Рыков. – Не паленый.

– Польщен, гражданин начальник, – фыркнул Зиновий и без паузы заорал: – Так, а ну пошел вон, ублюдок, чтобы я тебя до среды не видел! Ты меры не знаешь!

Вопль был адресован какому-то почти заползающему в помещение мужчине. Бармен вышел из-за стойки и вразвалку направился к посетителю. Марти проводила его взглядом.

– Чертовски хорошо, да? Бдит, заботится, кого попало не искушает. Если и дьявол, то очень разборчивый!

Рыков красноречиво промолчал, но рот все-таки дернулся в улыбке. Марти отодвинулась и положила подбородок на стойку. Снова становилось грустно, острить, эпатировать и пикироваться дальше не хотелось. Рыков уже даже не бесил. Может, потому что принял местные правила игры и как-то расслабился, даже чуть расправил плечи.

– Что вы думаете насчет белой половины доски? – помедлив, спросила Марти то, о чем раз за разом начинала думать и с чего почему-то раз за разом соскакивала. Точно чувствовала: стул не обычный, а электрический.

– Что? – Рыков даже вздрогнул. – Белой?..

– Подумайте сами. – Марти всмотрелась ему в глаза. – Черные шахматы есть. Где белые? Партию не сыграть с половиной фигур и без противника.

Рыков потер лоб. Мысль его определенно заинтересовала.

– Ну, некоторые играют сами с собой. Взять тех же гроссмейстеров, они могут провести что угодно: хоть сеанс одновременной игры с несколькими партнерами, хоть партию вообще без. В свое время я сам занимался. И меня просто до колик восхищает сцена турнира в Нью-Васюках из «Двенадцати стульев», помните?

Кивнув, Марти с интересом на него поглядела: какие детали биографии. Возможно, у нее на лице отразилось что-то в духе «Я думала, вы идиот и не знаете, с какого боку открывается книжка», потому что Рыков вдруг понурил голову и стал тереть виски. Даже глаза закрыл ненадолго, а потом и нахмурился.

– Что-то случилось? – спросила Марти, и льдистые глаза снова посмотрели на нее.

– Нет, что вы. – Прозвучало совсем тускло. – Немного… зазвенело в ушах. Это бывает. Просто довольно непредсказуемо.

Марти прикоснулась к руке Рыкова, решив проверить его пульс: вид стал какой-то правда неважный, Лева иногда похоже загибался от гипертонии. Но тут же она пугливо отдернулась. Ее будто ударило током или…

Тогда, Макс, я решила, что поехала окончательно. У меня, мать твою, были видения. Какие-то жуткие видения штормов, орущего ворона и милого юноши в джинсовке, перед которым Рыков лежал то ли мертвым, то ли спящим на палубе корабля. Потом и вовсе – калейдоскопное панно. Много вращающихся фрагментов: дорожная шахматная доска и пионерский галстук, русский город у моря и томик Ильфа и Петрова; что-то вроде крейсера и милицейский уазик; пирог со смородиной; белая фигурка-болонка, пистолет Макарова, танки, чье-то личное дело, Алеф – только помоложе, более улыбчивый и выбритый. И еще много всего, от чего у меня тоже зазвенело в ушах.

А пульс Рыкова еле-еле бился.

– Про игру без противника, – Марти с усилием вернулась в реальность. – Это глупо. Если не брать гроссмейстеров и шоуменов, так играют только психи.

Она ждала, что с ней заспорят чисто из принципа, но Рыков только вздохнул:

– Согласен. Чертово дело. Да еще из-за француза огромные проблемы.

Дипломат. Лежал навзничь, прикрывая лицо ладонью, будто нежился на солнце, и в то же время оно страшно ему мешало. Марти помнила эту картинку. И несколько других.

– Хотите, расскажу, почему он оказался в списке жертв? – Она выпрямилась, подняла взгляд. – Почему наш маньяк его забрал?

– Что-то на тему прошлых жизней? – уточнил Рыков. Ему явно полегчало, раз он сумел сказать это тоном «О, опять вы принесли мне говно на лопате, как чудесно!»

– Как вы догадались! – умилилась Марти. – Так что, послушаете? Учитывая, что мы все равно болтаемся в тупике вот уже пару месяцев?

– Давайте. – Он закурил новую сигарету и привалился к стойке. – Что выдумали?

Марти опять подалась к нему ближе и понизила голос.

– Наш консул, – жестом она отказалась от предложенной сигареты, – в конкистадорские времена искал сокровища и был в числе тех, кто обнаружил цивилизации в Южной Америке. Он нашел подземный город, полный богатств: золотые колонны, серебряные лестницы, изумруды, украшающие шпили похлеще, чем у Волкова в книгах… знаете легенду об Эльдорадо? Сокровища той страны не сравнятся с теми, что нашел наш мертвый друг. Богатства, конечно же, захотели вывезти.

– А жители заартачились, и он их поубивал? – предположил Рыков. – А давайте ваши байки будут меньше похожи на кино?

Марти закусила губу. Если бы было так просто.

Я ведь видела: Эрнандо Андагойя, предводитель конкистадоров, полюбил те места, но более всего – не сверкающие чертоги, а особые храмовые площадки. Они прятались в ущельях, но пестрели зеленью и выводили на воздух. Жителям подземелий не хватало света. В определенные дни они шли туда, ложились на камни, смотрели в небо и молились. Они думали, что говорят так с богами. У них, к слову, были интересные боги, например, они верили: солнце светит, потому что это лик прокаженного юноши, бросившегося ради своего народа в костер. Знали бы они, что много веков спустя этот юноша переродился в Иерусалиме, надел корону и бросился уже в иное пламя…

Андагойя, конечно, веровал в иного бога. Но когда впервые он попал в подземный город еще желанным гостем, когда задержался там и начал сходить с ума от темноты, местные привели его, умирающего, на храмовую площадку; в одно из обнесенных скалами, но открытых небу и солнцу зеленых святилищ. Там он лег на прогретые камни, прикрыл глаза рукой. Там свет заполнил его, и он услышал чужих богов. Он в очередной раз убедился, как туземцы добры. Ведь их святилища были тайными, туда не пускали чужаков. Эти святилища… они же были единственными выходами из города в случае опасности.

Соратники настаивали: сокровища надо забрать, дикари все равно не знают их ценности. Андагойя возразил: не зная цены золота и камней, индейцы создают из них реликвии для своих божеств и дорожат ими. Он попытался решить все мирно, договориться об обмене, но получил тот ответ, которого ждал. Никто не позволил бы вынести из пещеры золотую фигуру Прокаженного Божества, и сверкающие сапфирами перстни Богини Природы, и все то, чего так жаждали белые люди. Жрецы не злились. Они падали Андагойе в ноги и плакали, говоря: город обрушится без защиты священных предметов. Андагойя уступил и объявил