по красным, вырвались в Северную Таврию и, преследуя противника, заняли кольцевую линию: Каховка – Знаменка – Федоровка – Мелитополь.

Столкновения с красными начались 17-го, но наша авиация продолжала бомбить и обстреливать пулеметным огнем колонны красных, пользуясь самостоятельно летающими самолетами. Так же прошли и 2 следующих дня. Но на 20 июня генерал Ткачев, притянув к Аскания-Нова и Чаплинке еще три отряда, отдал приказ пяти отрядам с рассветом атаковать колонны красных, идя группами по 4–5 самолетов, имея бомбардировщиков в первой линии, за ними группа истребителей на бреющем полете, опять бомбардировщики и т. д. Один из самолетов-бомбардировщиков вел сам генерал Ткачев.

Картину паники, которую видели с самолетов, трудно было себе представить, находясь на земле, но сверху она была хорошо видна. Конница красных была совершенно разметана и неслась в разные стороны, попадая под наш ружейный, пулеметный, танковый и артиллерийский огонь. Красное командование удирало, бросая свои части на убой. Белые войска брали в плен тысячи и тысячи красноармейцев, громадное число лошадей, оружия и обозы. Все части Белой армии, принимавшие участие в этих боях, вынесли с честью все тягости боев и заслужили награды и «спасибо» от генерала Врангеля.

Интересно привести сообщения красных командиров о поражении своей 13-й армии (выписка из книги генерала И.К. Спатареля «Против Черного Барона»): «Белая авиация нас душит и забивает. У Врангеля здесь 1-й, 3-й, 4-й, 5-й и 8-й отряды, они засыпали наших кавалеристов осколочными бомбами, с бреющих полетов расстреливали их пулеметным огнем и внесли расстройство в наши ряды. Генерал Ткачев посылал весьма успешно эскадрилью за эскадрильей на бреющих полетах, чем наводил большую панику на лошадей. Вторая конная дивизия товарища Блинова при отступлении смяла сзади идущие части, и порыв конницы угас. Наступление нашей армии было сорвано. Мы не располагали авиацией, которую могли бы противопоставить белым». Так сами красные описывают поражение – и, надо добавить, «вторичное» – своей 13-й армии, укомплектованной главным образом латышами.

В. Альмендингер284

Симферопольский офицерский полк в Крыму285

На другой день, 18 марта, по прибытии полка в лагерь Стржалково была для всех баня и переход на жительство в бараки, причем офицеры были помещены в 3-м отделе, а солдаты отдельно в 1-м отделе и во французских бараках. Лагерь был более или менее благоустроен – бараки были деревянные и вмещавшие до 100 человек; в солдатском отделении, однако, были и бараки наподобие землянок. Началась монотонная лагерная жизнь с полнейшим отсутствием каких-либо сведений о Добровольческой армии. День Святой Пасхи (5 апреля 1920 года) прошел по-будничному.

В двадцатых числах апреля украинцы-офицеры, состоявшие в наших частях, начали вести агитацию за регистрацию и выделение из состава частей всех украинцев в особый отдел. Поляки этому не противились и даже, по-видимому, поощряли. Вообще, они всеми силами старались разделить полки на враждебные лагеря. Нужно сказать, что в это время поляки вели удачное наступление на Украине; в связи с победами над большевиками отношение поляков к нам изменилось к худшему, а к украинцам поляки стали более внимательными. В нашем полку, между прочим, произошел в это время следующий инцидент, характеризующий обнаглевших украинцев. Офицеры-украинцы, большинство которых прежде служили у Петлюры и в Добровольческую армию попали только после разгрома Петлюры в конце 1919 года, предполагая выделяться из полка, стали требовать от командира полка раздела полковых сумм. Командир полка, конечно, категорически отказал им в этом, и они жаловались польскому коменданту, но из этого ничего не вышло.

27 апреля приезжал в лагерь для инспекции командующий армией генерал Бредов. Приезд его ожидался всеми с большим нетерпением, так как думали, что с его приездом решится наша судьба: поедем ли в Крым и скоро ли. Однако все были неприятно поражены, когда генерал Бредов отвечал очень уклончиво и неопределенно – что скоро, мол, поедем.

3 мая последовало распоряжение о выделении украинцев, офицеров и солдат, в другие бараки, отделенные от наших проволокой. Поляки вообще как бы поощряли распыление армии и начали производить регистрацию иностранных подданных на предмет репатриации. Иностранных подданных, по крайней мере в нашем полку, насколько мне было известно, не было, но многие из наших офицеров начали записываться иностранцами, хотя ничего общего с иностранцами никогда не имели – с немецкими фамилиями называли себя немцами, с немного подобными французским – французами и т. п. Запись эта была до известной степени популярна между офицерами, так как это был в то время единственный способ вырваться из лагеря в Варшаву и оттуда с документами нашего военного представительства в Крым. К этому времени уже уехали назвавшиеся французами (например, уехал, как происходящий из Лотарингии, поручик Овчинников).

Производимые регистрации вносили кое-какое разнообразие в лагерную жизнь, но, в сущности, жизнь была монотонной и скучной. Постепенно, однако, жизнь начала пробуждаться, и начали устраивать развлечения: открылся любительский театр, для чего поляками был предоставлен особый барак; одним чиновником – профессором Харьковского университета – была устроена читальня с газетами, по воскресеньям в кинематографе показывались поляками картины. В лагере усилиями священника 13-го пехотного Белозерского полка при участии офицеров была устроена церковь и организован любительский хор. Настроение, однако, в лагере падало. С каждым днем в полках становилось людей все меньше и меньше: все старались тем или иным способом вырваться из лагеря в Крым. Особенно же эта тяга началась после приезда генерала Бредова и его неопределенного ответа. Но все же надежда, что скоро части наши будут переброшены в Крым, не покидала большинства, и все с нетерпением ждали этого момента. Генерал Бредов, обеспокоенный отъездом одиночных людей из лагерей, в письмах к начальнику нашего лагеря генералу Оссовскому286 неоднократно просил его принять меры к задержанию офицеров и указывал на то, что нам необходимо прибыть в Крым армией, а не кучкой. В одном из писем он между прочим писал, что если к 20 июля не тронется ни один эшелон, то он тогда укажет, что кому делать. После каждого письма надежда опять возрастала, но с течением времени, не имея опять никаких известий, сомнения брали верх.

Наконец, 16 июня был получен в лагере приказ по армии от 10 июня, объявлявший об отъезде нашей армии в Крым. Этим приказом, согласно распоряжению генерала Врангеля, все чины армии должны быть разделены на 4 категории: 1) боеспособные, 2) небоеспособные, 3) не желающие ехать в Крым и 4) семейные. В полках было приказано немедленно учредить полковые аттестационные комиссии для решения вопроса о боеспособности или небоеспособности чинов полка, причем должно было приниматься во внимание не