то мало Федотовой не покажется. Народ из этого подразделения славился беспощадностью и безжалостностью по отношению ко всем представителям рода человеческого, причем невзирая на лица. Работа у них такая. Сострадание к ближнему своему им неведомо, как и большинство других чувств, присущих разумному существу.

И — да. Бухали они по-черному, что есть — то есть.

— Федотова! — стукнул пальцем по столу Волконский. — Что за разговоры?

— Тоже мне секрет этого… — Наташка пощелкала пальцами, которые были унизаны колечками. — Полушенеля.

— Полишенеля, — поправила ее Ленка, подкрашивающая глаза.

— Вот-вот, — благодарно кивнула Федотова. — Его самого. Дмитрий Борисович, все уже давным-давно знают, что Ряжский собирается в перспективе заходить в банк деньгами, причем сразу на контрольный пакет. А если уж наш Сашуля в дружбе с его женой, так чего бы нам этим не попользоваться?

— Кто «все»? — сменил тон с относительно-добродушного на зловеще-мрачный постепенно начинающий звереть Волконский. — Давай, отважная наша, фамилии мне назови этих «всех». Я, зампред, ничего, выходит, не знаю, а некие все и лично госпожа Федотова — знает. Ну?

— Здесь камер нету, — без тени смущения сообщила ему Наташка. — Так что эта речь Силуяновым засчитана не будет. И потом — чего ты так взвился? Я же не место зампреда Сашку попросила для меня или Ленки выпросить, а кабинет с окнами. На твое кресло никто не претендует. Саш, ты же смещать Дмитрия Борисовича с поста не планируешь?

— Не язык, а помело, — пожаловался я Волконскому. — Даже как-то начинаешь думать о том, чтобы не нам на троих кабинет выпросить, а себе на одного. Как думаешь, Дим, такое возможно?

— Еще как возможно, — вместо него ответила Денисенкова. — На центральном этаже рядом каморка есть, в ней ведра всякие лежат, тряпки, химикаты. Вот ее тебе и отдадут. А мы с Наташкой будем туда приходить и в тебя плевать, предателя эдакого.

— В самом деле — гад какой! — поддержала ее Федотова. — Мы тут, пока его нет, сами себе за едой в магазин ходили, вместо того чтобы над тобой, иудой, глумиться, друг над другом издевались — и на тебе. Вот она — благодарность за верность. Вот как истинное лицо иных разных вылезает наружу!

— Нет уж, Сашечка, — Денисенкова щелкнула косметичкой, встала из-за стола, подошла ко мне и взяла меня под локоток. — Мы с Натали твой пожизненный крест, так что неси его с достоинством и смирением. Причем неси в новый кабинет, с окнами. Я еще одну зиму без солнца не вынесу. Зачахну, как цветочек без полива.

— И правда, мелют сами не знают чего, — вздохнув, признал Волконский. — Без какого солнца?

— Да хоть какого! — Денисенкова второй рукой, свободной от моего локтя, взъерошила мне волосы. — У нас тут окон нет, а день зимой короткий. На работу идешь — еще темно. С работы идешь — уже темно. О наличии белого дня на улице узнаешь только из новостей. Сашка, проси кабинет, тебе говорю. И тогда я знаешь что для тебя сделаю?

Ее тон приобрел интимные оттенки.

— Боюсь представить, — поправил я галстук, а после по возможности мягко отцепил ее руку от себя.

— Я скажу всем, что твоя мужская сила соизмерима только с твоим же непостижимым для среднего ума чувством юмора. Совру, конечно, но что не сделаешь для родного человека?

— Чего это — «совру»? — даже обиделся я. — Может, оно так и есть.

— Ну не буду же я проверять? — фыркнула Денисенкова. — Я за годы, проведенные с тобой в одном помещении, перестала в тебе видеть мужчину и начала видеть что-то вроде родственника. Собственно, я тебя и созерцаю чаще, чем любую родню, по восемь-десять часов пять дней в неделю. А инцест — это не по моей части.

— Заметь, Сашка, я молчу, — сообщила мне Федотова и сделала губы сердечком. — И ничего такого не говорю. У меня просто моральных принципов меньше. А кабинет с окошечком в большой мир, полный свежего воздуха, очень хочется. Так хочется, что этих самых принципов вообще почти и не осталось!

— Пошли, — рыкнул Волконский и уволок меня из кабинета. — Или это словоблудие никогда не кончится. Да и Ольга Михайловна заждалась уже. Она тебя, между прочим, уже третий день разыскивает. Мы дозвониться пытались, но у тебя телефон отключен был.

Ну да, я его вырубил еще в электричке, рассудив, что все, кто меня может разыскивать, уже здесь, а все остальные, включая неугомонную Маринку, перебьются. Я вообще как-то проще в последнее время стал относиться к подобным вещам. Раньше, помню, если телефон сел где-то на улице, так я сразу начинал переживать, что кто-то может позвонить, а я это пропущу. Правда, как правило, никто не звонил, потому что я никому особо и нужен не был.

А теперь… Кому надо — тот меня найдет. А если не найдет — подождет. Вот Волконский же подождал? И, кстати…

— Слушай, Дим, а откуда Ряжская узнала, что я на службу вышел? — невинно спросил я у зампреда.

— Я ей позвонил, — как нечто само собой подразумевающееся сообщил мне Волконский. — Откуда же еще?

Вот за что я люблю нашего зампреда, так вот за эту его простоту. И ведь не возмутишься даже. А что ему предъявишь? Он же не за спиной крысятничает, он же по-честному все мне сказал. И с его точки зрения он поступил абсолютно правильно.

Ряжская обосновалась все в том же ВИП-кабинете, она восседала на кресле, попивая кофе и беседуя с невысокой миловидной дамой, как видно — подругой.

Была эта подруга моложе ее лет, наверное, на пятнадцать, но при этом выглядели они ровесницами. Просто у этой юной еще совсем женщины очень уж вид был бледный и болезненный.

— Ольга Михайловна! — голосом человека-праздника радостно гаркнул Волконский. — Вот и Смолин. Так сказать — доставил в целости и сохранности!

— Добрый день, — негромко произнес я, уже одним своим тоном давая понять женщинам, смотрящим на меня, что радости от нашей встречи я не испытываю. Подруга Ряжской, правда, мне знакома не была, но, по сути, это ничего не меняло.

— Саша, здравствуй. — Ряжская поставила чашечку на блюдечко, а блюдечко на стол. — Мы тебя заждались. Я уж хотела службу безопасности мужа подключать, так волновалась. Чтобы в наше время у человека мобильный телефон был выключен, это, знаешь, ли, как маячок о чем-то нехорошем. Если бы сегодня не появился — дала бы им задание тебя разыскать.

— Да куда он денется, — задушевно произнес Волконский и приобнял меня за плечи. — Ольга Михайловна, смею вас заверить…

— Дмитрий, спасибо вам, — Ряжская выдала свою фирменную улыбку. — Думаю, что мы не