курты. В кармане бунди находилось полбутылки виски, а на голове его была накрахмаленная белая шапочка.

Вернуться в Брахмпур было приятно. В грязных проселочных дорогах есть своя прелесть, но он все же городской житель. Ему нравилось в городе – по крайней мере в этом, – нравилась улица, на которой стоял дом Саиды, а в доме нравились в первую очередь две ее личные комнаты, особенно внутренняя.

В начале девятого он подошел к ее воротам, помахал рукой привратнику, и тот впустил его. У дверей его встретила Биббо, которая, похоже, удивилась его появлению, но провела его наверх. Сердце Мана подпрыгнуло, когда он увидел, что Саида читает подаренную им книгу, «Собрание поэзии Галиба» с иллюстрациями. Она сидела, наклонив вперед бледную шею и плечи, с книгой в руках, – ваза с фруктами и чашка воды слева, фисгармония справа – и выглядела очень притягательно. Комната была наполнена ароматом розового масла. Красота, благоухание, музыка, приятная еда, поэзия и возбуждающий напиток в его кармане… что еще нужно для счастья? – подумал Ман.

Она тоже была, казалось, удивлена, увидев его, и Ман начал подозревать, не впустил ли его привратник по ошибке. Саида быстро опустила взгляд на книгу и перелистнула несколько страниц.

– Проходи, Даг-сахиб, садись, – сказала она. – Который сейчас час?

– Начало девятого, Саида-бегум. А год уже новый, наступил несколько дней назад.

– Я это заметила, – сказала она, улыбаясь. – Год будет интересным.

– Почему ты так считаешь? Прошлый год был для меня тоже интересным.

Он взял ее за руку и поцеловал в плечо. Саида не отстранилась, но и никак не прореагировала.

– Что-то не в порядке? – спросил Ман несколько обиженно.

– Ничего такого, в чем ты мог бы мне помочь, Даг-сахиб. Ты помнишь, что я сказала, когда ты был здесь в последний раз?

– Кое-что помню, – ответил он, хотя помнил не ее слова, а только общий смысл разговора: страхи Саиды за Тасним, ее беззащитность.

– Дело в том, – сказала она, – что я не могу уделить тебе достаточно времени сегодня. Ко мне скоро должны прийти. Мне следовало бы читать Коран, а не Галиба, но трудно предугадать, чего когда захочется.

– Я встречался с родными Рашида, – сказал Ман, досадуя на то, что у него мало времени, и желая поскорее рассказать неприятные новости.

– Да? – отозвалась она почти равнодушно.

– По-моему, они не имеют представления о том, что делается у него в голове. И это их не волнует. Они заботятся только о том, чтобы его политические взгляды не отразились на их материальном положении. Его жена… – Он запнулся.

– Да-да, я знаю, что он женат, – сказала Саида, подняв голову. – Да и ты знаешь, что я знаю. Но меня это не интересует. Прости, но я должна попросить тебя уйти.

– Но, Саида, объясни, почему…

Она опустила глаза на книгу и стала рассеянно листать ее.

– Одна страница порвана, – заметил Ман.

– Да, – произнесла она так же рассеянно. – Надо было склеить ее как следует.

– Давай я склею. Как она порвалась?

– Даг-сахиб, ты не видишь, в каком я состоянии? Я не могу сейчас отвечать на вопросы. Когда ты пришел, я читала твою книгу. Почему ты не веришь, что я думала о тебе?

– Саида, я верю, – ответил он беспомощно. – Но что за радость, если ты думаешь обо мне, только когда меня нет? Я вижу, ты чем-то расстроена. Но чем? Почему не расскажешь? Я этого не понимаю – но хочу тебе помочь. Ты с кем-то еще встречаешься? – Он вдруг подумал, что она, может быть, вовсе не расстроена, а возбуждена. – Это так? Так?

– Даг-сахиб, – сказала Саида устало. – Тебе было бы безразлично, будь у тебя несколько саки, а не одна. Я тебе уже говорила в прошлый раз.

– Я не помню, – сказал Ман, чувствуя укол ревности. – Не говори мне, сколько саки у меня должно быть. Ты значишь для меня всё. И не имеет значения, что ты говорила в прошлый раз. Я не понимаю, почему ты так нелюбезно прогоняешь меня теперь… – Он остановился, не находя слов от избытка чувств. – Почему ты сказала, что этот год будет для тебя очень интересным? Что это значит? Что случилось, пока я уезжал?

– Ах, новый год? – Саида слегка наклонила голову набок и усмехнулась, в том числе над самой собой. – Пятьдесят два – число карт в колоде, это завершение цикла. Судьба должна в этом году перетасовать карты и подвести итоги. Мне пока что выпало только две карты: дама и валет, бегум и гулям[211].

– Какой масти? – спросил Ман; «гулям» могло означать и молодого человека, и раба. – Они одной масти или разных?

– Может быть, пана, – ответила она, имея в виду червей. – Вижу только, что они красные. Но мне неинтересно об этом говорить.

– Мне тоже, – бросил Ман сердито. – Хорошо, по крайней мере, что в этой колоде нет места джокеру.

Неожиданно Саида с каким-то отчаянием засмеялась и закрыла лицо руками.

– Ну вот, теперь можешь думать обо мне все, что хочешь, – проговорила она. – Можешь думать, что я сошла с ума. Объяснять, в чем дело, выше моих сил. – Хотя лицо ее было закрыто руками, Ман понял, что она плачет.

– Саида-бегум, Саида… Я сожалею…

– Не извиняйся. Сейчас-то ерунда. Вот то, что будет дальше, – ужасно.

– Это раджа Марха? – спросил Ман.

– Раджа Марха? – переспросила она и опустила глаза на книгу. – Да-да, возможно. Пожалуйста, оставь меня.

Ваза с фруктами была полна яблок, груш, апельсинов и даже сморщенного несезонного винограда. Саида импульсивно оторвала веточку винограда и протянула ее Ману:

– Вот, это будет полезнее, чем то, что из него делают.

Ман машинально взял в рот виноградину и вдруг вспомнил, как ел горох этим утром в Прем-Нивасе. По непонятной причине он разозлился, лицо его покраснело. Он раздавил виноград в руке и, бросив его в чашу с водой, вышел из комнаты, надел джути[212] и спустился по лестнице. Внизу он остановился и закрыл лицо руками. Постояв так какое-то время, он вышел на улицу и отправился домой. Однако, не пройдя и сотни ярдов, опять остановился. Обернувшись, он прислонился к стволу исполинского тамаринда и посмотрел на дом Саиды-бай.

17.12

Он достал бутылку виски из кармана и начал пить. Ему казалось, что сердце его разбито. Две недели он каждую ночь думал о ней. Каждое утро – в форте или в Салимпуре – он, проснувшись, воображал, что она с ним в постели. В снах он, естественно, видел ее тоже. И после того, как его не было пятнадцать дней, она уделила ему пятнадцать минут