Дэвастас уже давно не выглядел тем неказистым простоватым малым, которого Хавруш знавал когда-то. Его притягательные голубые глаза по-прежнему излучали удивительную открытость и чистоту, которая еще могла ввести в заблуждение несведущего, но его лицо теперь украшали мужественные шрамы, весь он теперь источал непоколебимую уверенность в себе, а еще неприкрытую угрозу. Сейчас это был знающий себе цену, опытный заматеревший воин, красующийся в дорогих одеждах. С тех пор как его карьерой занялась черноволосая Хидра – блудливая жена Тхарихиба, он постиг те высоты власти, которые даже для большинства наизнатнейших были недосягаемы, и сейчас, презрительно-скучающий, замкнутый, слабоуправляемый, иногда вызывающе бесстрастный или вдруг вспыльчивый, он позволял себе такие вольности, от которых даже ему – брату интола и Верховному военачальнику Иргамы было не по себе. В последнее время этот человек тяготил Хавруша, даже более того – Хавруш его боялся. Ведь кому, как не ему, было известно, на какие жестокости способен этот голубоглазый живодер.

– Перестаиваться как раз поздно, – отвечал Хавруш. – Да и зачем? Наш план, без сомнения, удачен.

– Прости меня, величайший, но я в этом не уверен.

– Как ты смеешь?!

Хавруш вырвал из ноздри волосок и на мгновение задумался. Его глаза вдруг забегали.

– Послушай, Дэвастас. Я, как никогда, уверен в нашей победе. Но всё же, если произойдет чудо и авидроны окажутся сильнее, прошу тебя, позаботься о золотой Деве. Ты знаешь, что она бесценна. Ты спас ее однажды. Если что, спрячь ее и на сей раз в надежном месте, только не в Масилумусе, и жди моих распоряжений.

– Я сделаю так, как ты хочешь, – кивнул Дэвастас, нисколько не удивившись просьбе.

– Хорошо, – успокоился Хавруш. – И вот еще что. Встань со своими людьми у лагеря и не спеши бросаться в пекло. Как бы ты ни бился, твое участие не повлияет на исход сражения. Если мне придется отступать, обеспечь мой отход. А потом займись Девой. Я знаю, что ты справишься.

– Без сомнения, – вновь кивнул Дэвастас, но что-то неискреннее, черное мелькнуло в его детских голубых глазах…

На фланге Лигура в атаку пошла партикула «Неуязвимые». Добрую часть ночи Великий Полководец пытался перейти Волчий ручей. Одни только лучники опустошили почти восемьдесят повозок, груженных колчанами со стрелами. Смешанными силами было предпринято четырнадцать бешеных атак. Но иргамы на том берегу проявили необычайную стойкость: тела тысяч авидронов буквально завалили собой мелководное русло. Много раз авидроны переходили Волчий ручей и с остервенением вгрызались в иргамовские позиции. Казалось, что дело сделано и враг вот-вот побежит. Но не тут-то было: появлялись иргамовские колесницы, и тучи легковооруженных конников, не жалея ни лошадей, ни себя, стремительно набрасывались на противника, бились с непревзойденным упорством и неизменно уничтожали всех, кому удалось переправиться на чужую сторону, хотя и сами гибли без счета. Всё вокруг пламенело. Взметались клинки, трещали копья. Мелькали красные, оливковые, бледно-зеленые, золотистые, черные плащи. Хрипели, взбрыкивая, павшие лошади. Лигур не верил своим глазам: наверное, впервые в жизни он сталкивался с таким яростным сопротивлением.

Алеклия был в гневе – одного за другим он присылал к Лигуру белогшащных порученцев, и с каждым разом тон поступающих от него приказаний становился всё строже, всё нетерпимее.

Не надеясь более на вспомогательные отряды, Лигур, вновь получивший от Алеклии очередное послание, почти оскорбительное и угрожающее, отправил в пятнадцатую атаку средневооруженных – Абордажную либеру, отряд отчаянных рубак, особенно прославившийся в недавнем морском сражении при Галермо, а вместе с ними – пять тысяч всадников. Но и этот штурм закончился ничем – Волчий ручей, казалось, был заколдован.

Лигур, всегда необычайно сдержанный, воздел к небу руки – в этот миг он готов был сам броситься в бой: лучше умереть, чем терпеть такой позор.

– Позволь мне! – вдруг услышал он голос за своей спиной.

Военачальник с удивлением оглянулся и увидел партикулиса Эгасса, героический монолит которого стоял неподалеку.

«Почему нет? – подумал Великий Полководец. – Эгасс никогда не подводил: его партикула способна выполнять любые, даже самые сложные поручения. Да и что мне остается делать?»

Эгасс атаковал не по всему флангу, а только в том месте Волчьего ручья, которое ему указал Лигур. Здесь было узко и мелко, тем более что складки местности скрывали переправу от иргамовских метательных механизмов. Строй был образован, исходя из обстановки: гибкий и вязкий, – представлял он из себя два десятка небольших самостоятельных фаланг по сотне человек, каждая из которых оберегалась пешими и конными рассыпными отрядами и отстояла друг от друга на больших дистанциях. Помимо метателей самих «неуязвимых», партикулу поддержали отборные отряды лучников и пращников, валилы, метательные механизмы и даже матри-пилоги, которые с первыми лучами солнца поднялись в воздух.

Бросок партикулы был стремительный, неожиданный, и вскоре монолитаи перешли Волчий ручей и появились на иргамовском берегу. Они легко преодолели преграды, приготовленные для авидронской конницы, и, пустив вперед боевых собак, накинулись на воинов Тхарихиба. Вспыхнул жестокий рукопашный бой.

Вскоре стало ясно, что иргамовским легковооруженным не сдержать авидронских фаланг. Не помогли и налетевшие всадники – во время их атак монолитаи сокращали промежутки между шеренгами, сплачивались, закрывались щитами первой шеренги и ощетинивались копьями. Не защищенные доспехами конные воины не могли ничего сделать. С ними расправлялись, будто с безоружными: прежде всего нападали на их лошадей, а потом добивали упавших всадников.

«Неуязвимые» сумели продвинуться шагов на двести от воды, и это позволило Лигуру начать переправу основных сил. Заметив это, иргамы в отчаянии бросили в бой партикулу средневооруженных воинов. Только они явились на место и выстроились сплошным фронтом, как на них с диким криком накатили почти сомкнувшиеся друг с другом фаланги Эгасса. Столкновение сопровождалось безумным треском, звоном, хрипением тысяч глоток и шквальным порывом звуковых сигналов.

Тафилус – десятник «бессмертных» воинов монолита и владелец синего наградного платка, был на голову выше стоявших рядом. Все они выглядели великанами, но этот гигант напоминал какого-то мифического воина, посланного богами и сошедшего с небес, чтобы восстановить справедливость на земле. Ноги – колонны, вздыбленная грудь, плечи – два больших шара, толстая короткая шея, медвежьи лапы в пластинчатых наручах с руковицами. Когда шеренга, в которой он находился, вышла вперед на смену сраженным или уставшим от кровавой рубки товарищам, храбрости иргамов оказалось недостаточно, чтобы противостоять его грубой нечеловеческой силе. Удары тяжелого длинного меча и нагузы с покрытым шипами железным ядром сыпались направо и налево. Даже его боевые товарищи предусмотрительно посторонились, зная, что, когда десятник бьется, чрезвычайно опасно находиться поблизости, ибо в пылу сражения он может невзначай зацепить и своего. Таким образом, вокруг Тафилуса образовалось широкое пространство, которого, однако, ему едва хватало. Обладая удивительной для своего веса подвижностью и изумительной для мощного великана сноровкой, Тафилус неотвратимо шел вперед и крушил иргамов, встающих на его пути, словно беззащитных карликов. Его ужасающий натиск сдерживал только строй авидронской фаланги, не поспевающий за одним из своих цинитов…