посвященном проблемам питания, один изобретательный деятель нарпита «переменил названия блюд на карточке. Вместо «бефа Строганов», «котлет марешаль» и «щей суворовских» появились «каша буденновская», «битки Красный Перекоп» и «крем проклятье убийцам Карла Либкнехта и Розы Люксембург»» [Битки с макаронами (1928)]. В «Жизнеописании С. А. Лососинова» С. Заяицкого заглавный герой задумывает создание «новых, революционных ругательств»: «Вместо «едят тебя мухи с комарами» [предлагается говорить] «едят тебя эсеры с меньшевиками»… Вместо «собачий сын» — «помещичий сын» и т. п.»[III.4]. Политизированные бытовые ругательства, впрочем, уже были реальностью, отражаемой фельетонистами [см. ЗТ 12//8]. Неожиданный отказ редактора принять продукцию Синицкого (далее в этой главе) напоминает о неудаче персонажа романа «Боги жаждут» — бывшего откупщика Бротто, зарабатывающего на жизнь продажей картонных марионеток. Владелец лавки, куда Бротто сбывает своих «плясунов», в один прекрасный день отвергает их из-за устрожения идеологического климата: оказывается, что они кое-кому кажутся контрреволюционными [гл. 12].

Фигура «человека-ребуса», которого «идеология заела», намечена в ИЗК 183, 193. Занятие Синицкого 5 напоминает странные и редкие профессии персонажей Диккенса (таких, например, как кукольная швея и специалист по скелетам в «Нашем общем друге»). Пара «дед и внучка» — также диккенсовская (Нелл и дед в «Лавке древностей»). Помимо параллели с Ч. Диккенсом, выбор деда (а не отца) обусловлен особой ролью, которую играют персонажи типа Синицкого в сатирическом мире соавторов. Старик-ребусник с наружностью гнома, удаленный на два поколения от большинства героев романа, принадлежит к ряду заведомо несознательных и «негибких» фигур, минимально способных к адаптации, к пониманию, не говоря уже об исполнении, все устрожающихся идеологических требований. Другие персонажи этого ряда — старухи в доме призрения, терроризируемые лозунгами и радио [см. ДС 8//10]; старый монархист Хворобьев; ученая собака в знаменитом «Их бин с головы до ног»; иностранцы [см. ЗТ 28//9]; индийский философ [см. ЗТ 33//2] и др. Беря в обработку подобный неподатливый, бесполезный для нового мира материал, машина индоктринации комически обнаруживает собственную слепоту и тупость.

9//9

— «В борьбе обретешь ты право свое» — это эсеровский лозунг. — Данное изречение, популярное до революции среди гимназическо-студенческой молодежи (принадлежит философу И. Г. Фихте), и в самом деле было лозунгом партии эсеров. Им выражалась приверженность партии к методам террора. В автобиографической повести А. Воронского эсеровский агитатор упрекает социал-демократов за слишком мирную тактику: «Так не добывают землю и волю. Ее берут с бою: «В борьбе обретешь ты право свое»» [За живой и мертвой водой, 296].

Профаны, путаясь в различиях между левыми партиями, нередко принимали это изречение за лозунг большевиков. Как вспоминает Л. Утесов, одесситы, «люди Пересыпи и Слободки [в начале XX века] еще слабо разбира[лись], в чем разница между эсерами и эсдеками. Лозунги «В борьбе обретешь ты право свое» и «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» звуча[ли] для них одинаковым призывом к борьбе» [Одесса моего детства // Л. Утесов. Спасибо, сердце! 19]. Даже бывший член Думы октябрист С. И. Шидловский, осуждая большевизм, пишет: «Воистину, только учение, кладущее в свою основу начало «в борьбе обретешь ты право свое», и могло создать такое положение» [Воспоминания, т. 2:167]. Политически отсталый ребусник Синицкий, таким образом, совершает уже известную, типичную ошибку.

9//10

Длинные стеклянные цилиндры с сиропом на вертящейся подставке мерцали аптекарским светом. — Сравнение буфета минеральных вод с аптекой имеет в виду аптечные витрины (обычные до революции, но сохранившиеся и при советской власти — старые одесситы помнят их в 20-е гг.), украшенные сосудами с разноцветными жидкостями:

«В «Аптеке провизора Вестберга», как и во всех приличных аптеках, на подоконниках окон, внутри, стоят лампы; тут они электрические, в более отдаленных местах города — керосиновые. И перед каждой лампой, между нею и наружным стеклом, укреплен большой сосуд с цветным раствором. Иногда это плоская стеклянная ваза в виде огромной круглой фляжки, иногда пузатый шар — красный, желтый, синий (никогда я не видал ни зеленых, ни фиолетовых таких шаров; не знаю уж, чем это объясняется; должно быть, не было достаточно стойких на свету и дешевых цветных растворов). Лучи лампы проходят сквозь окрашенную воду и падают на улицу. По этим цветным шарам, да еще по тяжелым, черным с золотом и киноварью, двуглавым орлам, тем или иным способом укрепленным над дверью, каждый уже издали знал: вот аптека!» [Успенский, Записки старого петербуржца, 68]; «Большие алхимические бутыли в окнах, покатые, овальные со стеклянными остроконечными пробками… Синий-пресиний сосуд; таинственно, ядовито-зеленый; оранжево-желтый. Покатые, внизу широкие, повыше вдруг узенькие со стеклянной, большой пробкой… На углу — обоими крылами в сторону — висит, точно сорваться хочет, выпуклый орел. Аптека» [Горный, Ранней весной, 225–226]; «Они [бутыли в аптечной витрине] символизируют микстуру», — кратко поясняет Ю. Олеша [Ни дня без строчки, 113].

9//11

И молодой человек… увлек Зоею под тусклую вывеску кино «Камо грядеши», бывш. «Кво-Вадис». — Название кинотеатра, даже если оно вымышлено, имеет корни в киноиндустрии. До революции в России показывался заграничный фильм «Quo vadis? — Камо грядеши?» по роману Г. Сенкевича, снятый с большой по тем временам пышностью [см.: Луначарская-Розенель, Память сердца, 386]. «Камо грядеши», видимо, задумано как того же типа приветствие входящим, что похоронная контора «Милости просим», столовая «Дай взойду» и т. д. [см. ДС 17//2].

9//12

— Привет первому черноморцу! — Первым человеком, встреченным антилоповцами при въезде в город, оказывается Корейко. Какая сюжетная изобретательность со стороны соавторов! В этой встрече отражается особенность мира ДС/ЗТ (а также «Кандида», романов Диккенса, «Доктора Живаго» и др.) — частота «случайных» встреч героев в различных точках пространства [см. Введение, раздел б]. Но самое поразительное в том, что, наряду с этой общей чертой поэтического мира Ильфа и Петрова, сюда вписан и персональный мотив Корейко, а именно, мимикрирование под среднего совслужащего, стремление к невыделимости из массы [см. ЗТ 4//1 и 5]. Ведь «первый черноморец» — это такая же среднестатистическая анонимная единица, как «стотысячный покупатель», «миллионный пассажир», «первый новорожденный года», «двухтысячный трактор» и т. п.

9//13

— Теплые морские ванны еще работают? — Достопримечательность, упоминаемая во многих произведениях об Одессе, например: «Насилу забежал в теплые морские ванны — и прямо к вам» [Бабель, Закат]; «Когда все в Одессе разрушится, морские ванны будут сиять и переливаться светом. Одесситы любят морские ванны» [ИЗК, 179].

До революции в Одессе были морские ванны Гойковича, Исаковича, Кулинена и Гроссмана, все четыре заведения — вблизи знаменитой лестницы, соединяющей Николаевский бульвар с портом. Теплые морские ванны имелись также при купальнях на Ланжероне, Малом и Среднем Фонтанах [Одесса 1794–1894,562]. Ср.: «Заведения теплых морских ванн Гойковича, Гроссмана и Тригера» [цит. по путеводителю 1905 в кн.: А. Ильф, ЗТ, 423].

9//14

Ох уж мне эти принцы и