отсюду к Азову не отпускают». Посланники ответили, что «корабль отпущен отсюду давно и проезжая везирская капитану дана, а стоит он в Черноморском гирле за противною погодою». Присланный капычи-баша говорил: «О том-де, что стоит тот корабль за противною погодою, он, везирь, ведает. Только-де такое многое царского величества корабля здесь мешкание салтанову величеству и ему, великому везирю, не само радостно и потребно для того, что многие челобитчики к нему, везирю, приходят и бьют челом о полоняниках и о животах своих сносных (т. е. вещах, унесенных беглыми полоняниками) и сказывают, что тот корабль беглыми полоняниками наполнен, чего-де ему, везирю, слышать зазорно и не хочется. И того-де ради велел салтаново величество тот корабль из того царегородского гирла к устью Черного моря весть против быстрой воды каторгами своими. И те-де каторги у них в готовности. А каторгами-де указал салтаново величество вывесть тот корабль на устье не для иного чего, но токмо для того, чтоб от всенародного подозрения ему, салтану, и везирю поосвободиться».

Посланники ответили, что если султану и визирю «показалось так угодно, чтобы корабль с прежнего места для всенародного подозрения отошел ближе к устью Черного моря, и они, посланники, то учинят и к капитану своему корабельному для того пошлют». Однако, зная нрав своего капитана, сделали оговорку: только бы визирь до тех пор, пока они с капитаном снесутся, не велел каторгам подходить к кораблю, «чтобы от того у него, капитана, с теми каторжными начальными людьми не учинилась какая ссора». Капычи-баша говорил, чтобы «они, посланники, в том, конечно, не отговаривались и учинили против прошения великого везиря без замедления, потому что он, везирь, до иного дня в том деле отложения не требует и откладывать не велел. А корабельному-де их капитану не послушать их, посланников, невозможно. А если-де он, капитан, не послушает и каторгами того корабля вести не даст, и везирь-де велел им, посланником, сказать, что те каторги управятся с тем капитаном и без них, посланников, и что от того дела впредь учинится, и они б, посланники, после на него, везиря, в том досады не имели»[1056]. Еще 2 мая турки грозили задержать корабль силою; 12 мая они уже грозили силою его выпроводить, если он не уйдет сам. Корабль продолжал, однако, стоять на месте.

XIV. Церемония «„подъема“» турецкого флота. Проводы корабля «Крепость»

На 11 мая посланники были приглашены смотреть церемонию «подъема» турецкого флота и выхода его в Мраморное море, для чего им был отведен на Галатском берегу особый двор. Церемония эта ярко и точно описана в «Статейном списке». «В четвертом часу дня (т. е. в четвертом часу по восходе солнца) выстрелено в Терсане из трех больших пушек. И по тех выстрелах рушился караван из Терсаны к берегу и к набережным палатам салтанским, которые стоят у болшого ево двора, салтанского, за городовою стеною на морском берегу. И на первой баштарне, или болшой галере, подъехав за двести сажен до берега и поставя баштарню на якорях, ездил с той баштарни капитан-паша со всеми начальными людми морского каравана в каюках на берег к салтану в те набережные палаты. И при салтане дана ему шуба, а прочим начальным людем кафтаны, и указано ему по-прежнему ехать на ту капитанею, или баштарню. А каторги все в то время стояли рядом за тою баштарнею, роспустя все свои знаки и знамена. А на баштарне играла в то время многая турская музыка. И как капитан-паша на баштарню приехал, и за ним приехал к нему на ту ж баштарню великий везирь, да с ним два кази-аскеря, сиречь судии анатолейской и урумской, и иные паши и министры государства Оттоманского для провожания ево, капитана-паши. И в то же время учинена с той баштарни и со всего каравана изо всех пушек и из мелкого ружья стрельба. И выстрелили одиножды. И поплыла та баштарня на гребле мимо того места, где посланники смотрели, с игранием всей музыки. А за нею плыли по обычаю 21 каторга по черноморскому гирлу мимо Галаты к селу Бесикташу, которое стоит в пяти верстах от Костянтинополя на той помянутой черноморской проливе.

А та капитанская баштарня о штидесят веслах и о двух маштах. И те весла по концам вызолочены, а машты и райны выкрашены зеленою краскою, и на райнах и на маштах роспущены три вымпля (sic) больших, долгие и широкие шолковые по красной земле золотные. А на корме и на носу развернуто было 9 знамен красных больших. А междо кормою и носом по сторонам на той баштарне поставлено было кругом по сту копей на стороне с долгими цветными прапорцами. Да междо веслами по 8 пушек небольших на стороне. Да на носу 6 пушек больших медных. И было на той баштарне всякого чина людей и с гребцами больше осмисот человек. А около той баштарни по обеим сторонам, тако же и за нею, ехали в малых каюках смотрельщики турки, и греки, и иные народы, которых было с пятьсот каюков. Да за тою ж баштарнею междо малыми каюками шел большой каюк везирской, на котором над кормою покрыто сукном зеленым наподобие балдехина. А на том каюке гребцов 24 человека, все в белых кисейных рубашках, а на головах у них тафейки красные суконные. А на достальных катаргах было по 12 и по 14, а на иных и по 16 пушек. И машты и райны крашеные ж зеленою и красною красками, на которых такоже распущены были вымпли и знамена розных цветов. Да на тех же катаргах по 25, и по 26, и по 28 весел на стороне, а на всяком весле по 5 и по 6 человек гребцов, все в бострагах суконных красных. А на иных катаргах гребцы в рубашках в белых, а на головах у них тафейки суконные красные. И все катарги и весла крашеные ж, а наипаче баштарня, изрядного мастерства и все письмами розными красками и с золотом зело преукрашены.

Да под то же село Бесикташ за три дня до того капитана-паши походу выведены ис Терсаны пять караблей воинских, на которых было по 50, а на иных и по 60 пушек, да шестой карабль небольшой. И недошед того села, поставил капитан-паша караван на море по обычаю не тесно, а сам с начальными людьми съехал в каюках на берег на загородной двор мисирского паши. А везирь, и кази-аскери, и иные министры были