В ходе уже начавшейся наступательной операции помочь армии командование фронта не могло ничем, ресурса тяжелой артиллерии у него просто не было, а передать часть полков из 6‑й гв. А — это значило лишить И. М. Чистякова последнего важного рычага влияния на оперативную обстановку.

Н. Ф. Ватутин понимал, что М. Е. Катукову немедленно необходимо усиление, но резервов, то есть войск, не задействованных в обороне, у него пока тоже не было. Последнее стрелковое соединение, 35‑й гв. ск генерал–лейтенанта С. Г. Горячева, он уже ввел в бой 7 июля. Предполагая, что такая ситуация может возникнуть в ближайшее время, командующий фронтом еще 6 июля отдал приказ о переброске ряда танковых и артиллерийских частей и соединений 38‑й А в полосу 40‑й А. Оба командарма были предупреждены, что эти части и соединения могут быть переброшены как для усиления стыка левого фланга 40‑й А с 6 гв. А, так и непосредственно для отражения ударов противника в полосе 6‑й гв. А или 1‑й ТА. С той же целью, самостоятельно, подтягивал на свой левый фланг артиллерию с танками и генерал К. С. Москаленко. 86‑ю тбр с 12‑м иптап он перебросил в район Кобылевка, Меловое, 59‑й отп — Сумская, Кобылевка, а 1689‑й иптап (сап) оседлал дорогу западнее Смирнова. Немедленно, после прорыва врага на прохоровское направление, передать все эти силы в состав 6‑й гв. А или 1‑й ТА Н. Ф. Ватутин не решился. Была опасность ввода в бой противником существенных резервов против 40‑й А. Лишь вечером 6 июля и в ночь на 7 июля часть из них начали выделять 1‑й ТА, а на рассвете М. Е. Катуков уже получил две бригады — 192‑ю и 180‑ю отбр — и даже одну ввел в бой. В дальнейшем этот источник пополнения войск (38‑я и 40‑я А) станет одним из основных для усиления обояньского направления.

По распоряжению Ставки в состав фронта уже двигались несколько армий и корпусов, но под рукой пока было единственное свежее соединение — 10‑й тк генерал–лейтенанта В. Г. Буркова, прибывший из 5‑й гв. А Степного военного округа{626}. С 17.00 до 19.00 7 июля он почти в полном составе подошел в район ст. Прохоровка. Н. Ф. Ватутин сосредоточил его на слабоукрепленном участке: (иск.) Васильевка — х. (иск.) Сторожевое. Здесь, кроме 285‑го сп и одного дивизиона 622‑го ап 183‑й сд генерал–майора A. C. Костицина из 69‑й А, войск больше не было.

В ходе первых двух суток боев начали проявляться негативные моменты и в соединениях 1‑й ТА в части управления войсками, дисциплины, стойкости как отдельных бойцов и командиров, [672] так и целых подразделений и частей. Особенно эти проблемы обострятся в 31‑м тк в последующие несколько дней. А пока нарекания вызвал лишь его штаб артиллерии:

«Временно исполняющий обязанности командующего артиллерией 31‑го тк майор Хромченко со своим штабом в течение 7.7.43 был в неизвестных направлениях, и при всем желании узнать, что делает корпус, было невозможно, — указывал командующий артиллерией 1‑й ТА. — Представление донесений запаздывает, и они не являются документами, отражающими действия артчастей и их состояние. Командиры штабов относятся к донесениям не как к боевым документам, а как чисто чиновничьему отчету. Опыт трехдневных боев заставляет сделать вывод… что необходимо добиваться во всех случаях и в любой обстановке взаимодействия, огневой связи и взаимной, информации»{627}.

Остро встал вопрос с управлением огневыми средствами в бригадах. Дело в том, что штат в 1‑й ТА всех бригад — и танковых, и механизированных, и мотострелковых — был до конца не продуман, т. к. в танковых соединениях вообще отсутствовал старший артиллерийский начальник. Это существенно осложняло координацию действий штатных истребительно–противотанковой и минометной батарей, а также нередко придаваемых артиллерийских средств усиления. В ходе боя с танками, который, как правило, характеризовался высокой динамикой, даже комбригу было очень сложно оперативно сконцентрировать огонь всех артсредств на определенный участок. Похожие проблемы возникали у командиров мехбр и мсбр. В этих соединениях хоть и были командующие артиллерией, но в единственном числе, без минимального аппарата (даже писаря не было!), необходимых средств связи и автотранспорта.

Те же проблемы с централизованным управлением артиллерией были и на уровне корпуса, но они усугублялись еще и тем, что в иптапах не было средств радиосвязи. Командиры этих полков, как могли, выходили из положения. Наиболее расторопные офицеры после удачного боя старались собирать трофейные. Так, к примеру, 138‑й гв. ап был укомплектован на 80 % немецкими радиостанциями, но в большинстве иптап, даже армейских (к примеру, в 538‑м иптап 1‑й ТА), их не было. Поэтому при развертывании полка, а это 1200–1500 км по фронту, управлять им в бою командиру было очень сложно в силу систематических порывов кабеля из–за обстрела и бомбежки, а связаться вышестоящему штабу с полком — почти [673] невозможно. Особенно если иптап только прибыл в полосу армии и с ходу вступил в бой.

Не прошла без проблем и переброска в полосу 1‑й ТА новых соединений из 38‑й и 40‑й А. Стали поступать данные о боестолкновениях между своими частями, в частности в полосе 6‑го тк. Причем последствия их были тяжелые: подбитые танки и гибель людей. К сожалению, наладить настоящее взаимодействие между родами войск Воронежского фронта в ходе этой операции и переломить тенденцию, начавшуюся 7 июля, так и не удалось. Негативные моменты продолжали нарастать с каждым днем.

Серьезные нарекания поступали от командования армий на действия авиации. Штабы наземных частей жаловались на то, что днем над полем боя господствовала вражеская авиация, невозможно быстро вызвать самолеты прикрытия или договориться о нанесении бомбовых ударов в определенный район. Информация, прежде чем попасть непосредственно командиру авиачасти, которой предстояло выполнять задачу, проходила через несколько инстанций. От стрелкового или танкового корпуса она попадала в штаб армии, затем фронта и снова в штаб воздушной армии, авиакорпуса, терялось много драгоценного времени. Летчики опаздывали, мало того, плохо ориентируясь в наземной обстановке, наносили удары по своим войскам. Генерал–майор С. М. Кривошеин в докладе перед командным составом армии позже отмечал:

«Взаимодействие танков с авиацией было неудовлетворительно, особенно со штурмовой авиацией, которая, несмотря на сигналы опознавания своих войск, несколько раз сбрасывала бомбовые грузы и подвергала штурмовке свои войска. Истребительная авиация действовала самостоятельно, не сочетая свои действия с действиями наземных войск»{628}.

7 июля на формирование вывели пять истребительно–противотанковых полков 6‑й гв. А, лишившихся всей материальной части. Одной из причин столь больших потерь была в том числе и низкая эффективность авиации прикрытия. Командующий фронтом специально по этому вопросу направил в этот же день шифровку № 19709, в которой указывалось:

«Авиация противника наносит массированный удар. Истребители противника, отсекая наши истребители, дают свободу действий своим бомбардировщикам. В бою за 5.7 в пяти иптап осталось два–три орудия. Необходимо усилить истребительную авиацию и завоевать господство в воздухе»{629}. [674]