полей, раскидистых пальм и ослов рядом с неизменными водяными колесами.

– За Первым порогом уже начинается подъем Нила, – сказала я. – Но ты должен достичь Копта прежде, чем река разольется.

– Знаю. – Мы стояли у поручней, глядя на убегавшие назад берега, и Цезарион накрыл мою руку своей ладонью. – Я тщательно все это изучал.

Он улыбнулся.

Другое путешествие вверх по Нилу я совершила с Цезарем, когда мой мальчик еще пребывал в моем чреве. Да, нынче он плыл тем же путем, хотя и не мог его помнить. Зато наверняка помнил, как мы с ним посетили Дендеру, где он запечатлен на стене храма в виде фараона.

– Одно дело – прочитать, другое – увидеть собственными глазами, – сказала я. – В жизни многое выглядит иначе, чем в книгах.

Я не переставала любоваться его лицом, мужественной линией рта, четко очерченной челюстью. На его шее висел медальон Цезаря – тот самый, когда-то подаренный мне. Когда что-то подходит к концу, нет ничего хуже захлестывающего потока воспоминаний о прежних днях. Вот и сейчас воспоминания опутали меня, как водоросли опутывают весла, лишая их подвижности.

Хватит, хватит!

Я приказала своему сознанию изгнать эти яркие образы былого прочь.

«Лучше я буду просто стоять на палубе рядом со своим сыном, просто побуду с ним здесь и сейчас!» – взмолилась я.

И молитва не пропала даром: прошлое было выброшено из моего сознания, как старое тряпье, и оставшееся время плавания принадлежало только нам двоим.

Когда мы добрались до главного русла Нила, на пристани ниже Мемфиса нас уже поджидала большая, тщательно снаряженная барка. Это была не царская ладья, ибо я хотела, чтобы Цезарион привлекал к себе как можно меньше внимания. Судно принадлежало торговцу зерном – человеку надежному и полностью заслуживающему доверия. На борту находились солдаты и проводники, которым предстояло сопроводить Цезариона через пустыню в Беренику, а потом в качестве телохранителей отправиться с ним в Индию. Его наставник Родон тоже собрался в путешествие, прихватив с собой два сундука книг.

– Все, сын. Медлить больше нельзя. Нам пора расстаться.

– А ты не проводишь нас до пирамид? – спросил он, ловя мой взгляд. – Мы могли бы остановиться и осмотреть их.

«И ничего не увидеть», – подумала я, ибо глаза наши были бы полны слез.

– Нет. Лучше расстаться здесь. Мы побываем там в другой раз, вместе, в более счастливые дни.

Я говорила, а сама не могла оторвать взор от его лица, словно хотела насытиться этим зрелищем на все оставшиеся дни жизни.

Он наклонился и обнял меня.

– Мама! – прозвучал его голос у моего уха.

– Да пребудут с тобой боги, – шепнула я. – И да защитит тебя твой отец!

Да, пусть бог сохранит своего сына! Я крепко обняла Цезариона и не разжимала объятий очень долго. Но в конце концов я все-таки заставила себя отпустить его и отступить на шаг. Расстояние между нами в этот миг составляло меньше пары локтей, но мы уже разъединились; скоро нас должен разделить целый мир.

– Прощай, мой сын.

Я дождалась, пока он первый повернулся и поднялся по сходням на поджидавшую барку. Провожая его взглядом, я возглашала молитву за молитвой, призывая Цезаря помочь единственному его земному сыну и наследнику.

– Не покидай нас! – взывала я из самой глубины сердца. – Не покидай нас сейчас!

Печальный обратный путь наша ладья проделала без паруса, ибо Нил сам нес ее вниз по течению. Барка Цезариона, удаляясь, становилась все меньше, потом превратилась в точку и исчезла. У Канопского рукава мы по каналу подплыли к храмовой пристани Гелиополиса. Сходить на берег я не собиралась, но хотела послать приветствие Накту. Он, однако, удивил меня тем, что сам поспешил к причалу в сопровождении двоих жрецов в белых одеждах. С моего разрешения он поднялся на борт.

– Божественная царица, – сказал он, отвесив низкий поклон, – я благодарен судьбе за то, что мы встретили тебя здесь. Это ответ на мои благоговейные мольбы, ибо у нас имеются важные новости, которые нельзя доверить гонцу. – Он указал на двоих жрецов. – Это мои братья по служению богам, прибывшие из храмов Фил и Абидоса.

Я удивилась, ибо даже не решалась молиться об этом. Но вот они здесь, в ответ на невысказанное.

– Очень рада вас видеть, – приветствовала их я.

Два самых почитаемых паломника храма Исиды и Осириса сами явились ко мне в лице своих служителей.

– Мы доставили тебе важные известия, – промолвил тот, что повыше ростом, прибывший из Фил. – Народ Верхнего Египта готов сражаться за тебя.

Я была растрогана до глубины души. Значит, они признавали меня – царицу из рода Птолемеев – египтянкой. Предложение воевать на моей стороне являлось и доказательством этого, и жертвой. Я, однако, не могла ее принять.

– Объяви людям, что я благодарю их за верность обетам. Проявленная ими любовь трогает меня до глубины души и как царицу, и как их соотечественницу. Но я не должна навлекать на мой народ лишние бедствия и страдания.

Попытка египтян оказать сопротивление двадцати римским легионам стала бы совершенно бессмысленной. Если даже Антоний с помощью своих войск не надеялся удержаться на рубежах Нила, на что могли рассчитывать они?

– Но?.. – Жрец из Абидоса выглядел обескураженным.

Я воздела руки:

– Не думай, что я не ценю такое великодушное предложение. Но сопротивление было бы напрасным, и я не допущу, чтобы мои подданные приняли участие в безнадежном деле и навлекли на себя тяжкую кару.

Кажется, мои доводы убедили их, они склонили головы.

– Но есть две важные услуги, оказать которые можете вы, и только вы.

Я увела их в свою личную каюту и там отдала распоряжения. Жрец из Фил был предупрежден о моем завещании, которое доставит в его храм Олимпий, а Накт получил секретные указания. Ему надлежало выполнить их, когда придет время. Таким образом, по несказанной милости Исиды я сумела обеспечить как продолжение своей жизни, так и ее достойное завершение.

Глава 47

– Подсыпь еще в этот угол!

Антоний приказал слуге опрокинуть корзину, наполненную розовыми лепестками, в указанное место.

Тот повиновался, и на пол пролился дождь нежнейших белых и красных лепестков. В воздухе распространилось благоухание.

– Ну разве не прелесть? – спросил Антоний, голос которого не выдавал ничего, кроме легкого любопытства. – Хотел бы я знать, почему никакая блокада не способна воспрепятствовать провозу предметов роскоши. Предполагается, что Киренаика занята вражескими войсками, Паретоний в руках Галла, но корабли со свежими розами каким-то чудом ухитряются добираться до нас.

– Полагаю, в глазах Октавиана такие грузы не имеют