робко улыбаясь. Когда же сломанное оружие поверженных врагов было уложено у подножия трона, в руках Эна появился еще один круглый предмет, который тот достал из сумки, висевшей у него на плечах. То была железная корона, больше похожая на волнистый обруч с белыми узорами. Она была гораздо больше обычной, и через нее вполне мог протиснуться маленький ребенок. Взяв ее в руки, он, наконец, впервые обратил внимание на прозрачную фигуру своего друга.

— Когда-то ты отказался забрать ее у меня, ну а что теперь? Достаточно ли ты послужил?

— Достаточно, мой дорогой друг. — разнеслось по залу многоголосое эхо. — Спасибо, что все еще хранишь память обо мне.

— Кто я, по-твоему, такой? — с раздражением и гордыней произнес Эн. — Я ничего не забываю.

Зал наполнил все такой же многоголосый смех, повторяющийся эхом между узловатыми колоннами.

— Мне было приятно знать тебя, sinrakir. — сказал Изаркиль. — Хочешь ли ты что-то передать тем, кто все еще любит тебя?

— Обычные слова все равно ничего не изменят. — ответил Эн, пристраивая корону на широкую спинку трона. — Ступай своей дорогой, царь ферасийский.

И Эн почтительно приклонил голову, но при этом все еще держась прямо и гордо. В этот же момент за спинкой трона прямо с потолка полился звездный свет, который был гораздо плотнее обычного, и больше напоминал дым. И тогда Феликс увидел, что он идет из большой расщелины, в которой виднелись сияющие врата, мерцающие драгоценным светом в ночном небе. По этому святому сиянию, плавно и грациозно, стала спускаться самая настоящая белоснежная ладья, и тянули ее такие же белые и невинные лебеди с огненными нимбами над головами.

От этого вида у Феликса вновь перехватило дыхание, но живительная сила, исходящая от священной ладьи, была такой могущественной, что наполняла его тело не хуже, чем глоток самого чистого воздуха. Изаркиль взошел на ладью, и небесные птицы понесли его к лучам света, которые исходили из открывшегося звездного проема. Феликсу захотелось, чтобы птицы забрали и его, но высказать это желание он не мог, так как на слова не было сил. Ему оставалось лишь завороженно наблюдать, как меркнут яркие звезды, и как по тронному залу расползается ночной мрак.

Пока Феликс, все еще застигнутый этим сказочным явлением, приходил в себя, бестолково пялясь во вновь ставшее обычным ночное небо, Эн достал небольшую масляную лампу и зажег ее. Теперь, когда все закончилось, представшая перед ними картина стала еще более удручающей, чем виделось раньше. Золотые доспехи защитников превратились в ржавые груды металла, а драгоценная плитка оказалась вся испачкана почерневшей кровью и засыпана серым песком, который принес сюда пустынный ветер. Отойдя от первого потрясения, и проследовав за Эном обратно ко входу, Феликс обнаружил, что светлый город и все его жители тоже растворились во мраке ночи. Ферас вновь превратился в покинутый всеми и забытый город-призрак.

— А я вот уже хотел будить всех, да только господин Дэй не позволил. — начал причитать Милу, когда они возвратились в лагерь. — Говорит, мол, вернетесь сейчас, а мне-то почем знать, когда вы там ушли. А вдруг вороньи всадники схватили.

— Так ведь со мной был господин Эн. — успокоил его Феликс, который только сейчас начал полностью приходить в себя. Всю дорогу до лагеря он старательно придумывал вопросы, которые задаст Эну, но как только увидел теплый свет костра, то тут же все их и забыл.

— Так это уж я потом узнал, что вы не одни пропали. С ним-то, конечно, вороньих всадников можно не бояться. — Милу бросил восхищенный взгляд на Эна, который в это время наливал себе воды из кувшина. — Но все равно нужно быть настороже, даже с таким умелым господином. Я ведь отчего и проснулся, от ржания, значит, лошадей, проснулся-то. Подумал было, что враг напал.

— Ну так ведь это наши лошади и ржали. — сказал Дэй.

— Нет, наши-то так не умеют. — запротестовал Милу. — Наши смирные. Это уж поверьте, я знаю. Сколько за ними уже присматриваю, подружились мы с ними, так что знаю я, как они ржут. Да и с другой стороны шло оно, ржание-то. Дикое такое. И, вроде бы как, скрип колес тоже слышал, но это уже и послышаться могло.

— Раз у тебя такие опасения, то нужно предупредить Эскера с Серафилем. — взволнованно проговорил Феликс. — Вдруг и правда враги где притаились.

— Да не было там никого, нечего их зря будить. — уже с упреком отозвался Дэй. — Мы же с тобой, Милу, сами ходили смотреть.

— Это да, ходили. — кивнул Милу. — Да вот толку-то, в ночи и не разглядишь ничего. А уж у кого, так у Серафиля глаз наметан лучше моего, и уж извините, господин Дэй, но и получше вашего. У вас-то он совсем один, если уж на то пошло.

— Приструнили, так приструнили. — улыбаясь развел руками Дэй.

— Да я ведь ничего злого и не хотел сказать, просто настороже нужно быть, раз тут всякие шастают. Ведь господин Эскер как говорил — что армии тут недалеко целые корабли тянут.

— Они уже должны были пройти. — вспомнил про вчерашнюю вылазку Феликс. Ему вдруг сильно захотелось спать, и он решил оставить свои расспросы на потом.

* * *

Как только солнце взошло над горизонтом, Феликса грубо разбудил Рольф, потыкав его ногой прямо в бок. Но это нисколько не разозлило Феликса, так как проснулся он как никогда бодрый и радостный, словно невеста перед свадьбой. Последний раз он так просыпался в Подзвездном Городе, чтобы увидеть новые чудеса того дивного места. Поэтому, быстро позавтракав, они направились на северо-запад, чуть правее застывшей в небе черной звезды. Теперь все увиденное прошлой ночью казалось Феликсу волшебным сном, наполненным несбыточными мечтами, и Эн не обмолвился с ним и словом про все, что с ними случилось в разрушенном городе. И вообще, в последнее время Феликс заметил, что тот все чаще погружается в раздумья, даже верхом на лошади, и часто бросает затуманенный взгляд куда-то на восток. Может он жалеет, что покинул Эль-Хафа, и его мысли возвращается к дому? Интересно, есть ли у него семья? Феликс ведь этого так и не узнал. Но ясно было одно — Эн, как и Дэй, скрывает от него нечто очень важное, но при этом не желает зла ни Феликсу, ни другим, а иначе уже давно бы перебил всех. То, что у Эна есть кто-то, кого он любит, говорила и то удивительное украшение, которое Феликс не раз видел в руках молодого ювелира. Эн часто любовался им, особенно по ночам, погружаясь в свои