Высвободив из поясной петли топор, Перрин наложил стрелу и стал ждать. Легкий ветерок, то усиливаясь, то ослабевая, дул ему прямо в лицо. Вот и хорошо, он учует троллоков задолго до того, как они покажутся. Они должны выйти прямо на него. Перрин потрогал топор и продолжал ждать. Томительно тянулись минуты. Прошел час, а может быть, и больше. Сколько еще ждать? Ведь при такой сырости скоро понадобится менять тетивы.

Неожиданно смолкли птицы, а за ними и белки. Перрин втянул в легкие воздух и нахмурился. Ничего. А ведь он держал нос по ветру и учуял бы троллоков не позже, чем лесные зверушки. И тут случайный порыв ветра, налетевший совсем с другой стороны, донес прогорклый запах — вроде чего-то прогнившего — застарелого пота. Резко развернувшись, Перрин закричал:

— Они сзади! Ко мне! Ко мне, Двуречье! Сзади. Там лошади и…

— Фэйли!

Тишина взорвалась воплями, яростными криками и дикими завываниями, раздававшимися со всех сторон. Шагах в двадцати от него на открытое место вылетел здоровенный троллок с бараньими рогами и поднял длинный, причудливо изогнутый лук. Натянув тетиву к уху, Перрин плавно пустил стрелу с широким наконечником и тут же потянулся за следующей. Взревев, троллок повалился наземь с торчащей между глаз стрелой. Но и троллок успел спустить тетиву. Черная стрела размером с небольшое копье ударила Перрина в бок с силой кузнечного молота.

Вскрикнув, он согнулся. Лук и выхваченная из колчана стрела упали на землю. Боль расходилась волнами от торчавшего в боку чернооперенного древка. Когда Перрин попытался вздохнуть, стрела задрожала, каждое ее содрогание вызывало новую волну боли.

Еще два троллока перемахнули через своего мертвого сотоварища. Один с волчьей мордой, другой с козлиными рогами, оба в черной чешуйчатой броне. Каждый был выше Перрина и вдвое шире его в плечах. Размахивая кривыми мечами, они устремились к нему.

Невероятным усилием Перрину удалось выпрямиться. Обломав черное, с большой палец толщиной древко, он выхватил топор и бросился на врагов. Бросился с воем, чего почти не сознавал. Красная пелена ярости застилала ему глаза. Троллоков защищали черные панцири с шипами на оплечьях и наручах, но он неистово размахивал топором, словно собирался вырубить под корень весь Мокрый Лес.

— За Адору! За Диселле! За маму! О Свет, моя мама! Чтоб вам сгореть!

Неожиданно он понял, что кромсает валяющиеся на земле окровавленные туши, и, рыча, заставил себя остановиться, содрогнувшись от этого усилия и от боли в боку. Крики и вопли почти стихли. Неужели он остался один?

— Ко мне! Двуречье, ко мне!

— Двуречье! — послышался отчаянный крик из влажной чащобы, и кто-то подхватил его в другой стороне. — Двуречье!

Двое! Всего двое!

— Фэйли! — заревел он во всю мочь. — О Свет! Фэйли!

Молниеносное движение словно протекшего сквозь деревья тела указало на приближение Мурддраала, прежде чем Перрин смог отчетливо его увидеть. Черные доспехи напоминали змеиную чешую, чернильный плащ свисал с плеч, даже не развеваясь на стремительном бегу. Оказавшись поблизости. Исчезающий замедлил шаг. Он знал, что Перрин ранен, считал его легкой добычей и был не прочь позабавиться. Взгляд безглазого чудовища пронизывал страхом.

— Фэйли? — насмешливо прошипел Мурддраал. Голос его звучал, как шорох сухой листвы. — Твоя Фэйли была чудесна. И на вкус тоже…

Перрин с ревом бросился вперед. Черный клинок отбил первый удар топора. Второй. Третий… Болезненно бледное, словно слизень, лицо Мурддраала стало сосредоточенным — под яростным напором ему пришлось перейти к обороне. Но ненадолго. Исчезающий был гибок, как гадюка, и быстр, как молния, а Перрин истекал кровью. Бок горел огнем, силы покидали его. Еще чуть-чуть, и черный меч пронзит его сердце.

Нога Перрина поскользнулась во взбитой сапогами грязи, Мурддраал занес черный клинок, и… почти неуловимый для взгляда удар меча снес половину безглазой головы. Она свесилась набок, из обрубка шеи забил фонтан черной крови. Все еще размахивая мечом, не желавший расставаться с жизнью Мурддраал шагнул вперед, споткнулся и рухнул на землю.

Перрин отполз в сторону, не отводя взгляда от человека, спокойно вытиравшего клинок пригоршней листьев. С плеч Айвона свисал меняющий цвета плащ.

— Аланна поручила мне разыскать тебя. Таились вы неплохо, но семь десятков лошадей хочешь не хочешь, а оставят следы. — Смуглый, худощавый Страж держался невозмутимо, словно раскуривал трубочку возле очага. — Троллоки не были связаны с этим… — Страж указал мечом на Мурддраала, который, и упав, продолжал вслепую наносить удары… — А жаль. Но если ты соберешь своих людей, троллоки, возможно, и не решатся напасть снова. Безликого, чтобы их подгонять, нет, а сами они не любят лезть на рожон. Хотя кто знает… Их, как я понимаю, не меньше сотни. Сейчас, пожалуй, чуточку меньше — некоторых вы уложили. — Страж спокойно всматривался в тени под деревьями. Лишь обнаженный клинок указывал на то, что он настороже.

Перрин был ошарашен. Аланна зачем-то хочет его видеть? Послала за ним Стража? И он поспел как раз вовремя, чтобы спасти ему жизнь. Ему — а остальные…

С трудом держась на ногах, Перрин вновь возвысил голос:

— Двуречье, ко мне! Все ко мне, во имя Света! Ко мне! Сюда!

Он не переставал звать, пока среди деревьев не появились знакомые фигуры. Люди брели спотыкаясь, поддерживая друг друга. Их лица — потрясенные, вопрошающие лица — были перепачканы кровью. Некоторые потеряли свои луки. Появились и айильцы. Они, кажется, не пострадали, хотя Гаул слегка прихрамывал.

— Троллоки появились не там, где мы их ждали, — промолвил Гаул.

Ночь оказалась холоднее, чем мы ждали. Дождь был сильнее, чем мы ждали.

Он мог бы произнести это тем же тоном, что и эти ужасные слова.

Невесть откуда появилась Фэйли, вместе с лошадьми. С половиной лошадей, среди которых оказались Ходок и Ласточка, и девятью из двенадцати оставленных с нею парней. На щеке девушки красовалась царапина, но она была жива. Жива!

Перрин бросился навстречу, порываясь обнять ее, но Фэйли отстранилась и, что-то сердито бормоча, принялась расстегивать его кафтан, чтобы осмотреть место, откуда торчал обломок толстой стрелы. Перрин окинул взглядом подошедших товарищей. Кое-кого недоставало:

Кенли Ахана, Били ал'Дэй, Тивена Марвина. Он заставил себя вспомнить имена всех, кого не видел перед собой, и сосчитать их. Двадцать семь человек.

— Раненые все здесь? — хрипло спросил Перрин. — Там кто-нибудь остался?

Рука Фэйли дрожала на его боку, лицо девушки выражало тревогу и гнев. Она имела право сердиться. Как он посмел втравить ее в эту историю?

— Остались только мертвые, — ответил Бан ал'Син. Лицо его было свинцово-серым, и голос казался таким же.

— Я видел Кенли, — промолвил Вил, содрогаясь при этом воспоминании, — его голова застряла между сучьями дуба, а тело валялось у подножия. Насморк бедолагу больше не мучает. — Вил чихнул. Выглядел он напуганным.