– Middag, menheer[81], – приветствовал его Шон.

Тот лишь кивнул в ответ и протянул ему записку.

Записка представляла собой неровный обрывок оберточной бумаги с текстом на африкаансе.

– Передайте мой привет генералу, минхеер, но мы еще немножко здесь посидим.

– Как вам будет угодно, – спокойно ответил бур. – Но сначала проверьте, нет ли среди вот этих, – он указал рукой на солдат, валяющихся среди убитых мулов и лошадей, – нет ли тут еще живых. И советую вам пристрелить раненых животных.

– Вы очень любезны, минхеер.

– Только, разумеется, никаких попыток подобрать оружие или боеприпасы.

– Конечно.

Бур оставался с ними, пока Экклс с полудюжиной солдат обходили поле боя, пристреливая искалеченных животных, осматривая павших товарищей. Нашли одного еще живого. У него была пробита трахея, и воздух тихонько посвистывал, выходя из нее при дыхании, а вокруг отверстия пузырилась кровь. Его положили на одеяло и спустили вниз.

– Одиннадцать убитых, сэр, – доложил Экклс.

– Послушайте, Экклс, как только закончится перемирие, нам надо заполучить еще один пулемет и две коробки с патронами к нему.

Они стояли возле двуколки, и Шон слегка наклонил голову, указывая на виднеющееся из-под брезента громоздкое оружие.

– Слушаюсь, сэр.

– Нужно четыре человека, они должны ждать наготове у самой кромки обрыва. Убедитесь, что у каждого есть нож, чтобы перерезать веревки вьюков.

– Есть, сэр.

Экклс усмехнулся, при этом его лицо стало очень похоже на шаловливую морду моржа, и двинулся обратно к реке. А Шон направился к сидящему на лошади буру.

– Мы закончили, минхеер.

– Отлично. Как только я скроюсь за горизонтом, мы снова начнем.

– Согласен.

Пробираясь среди мертвых тел, Шон пошел к реке. Мухи были уже тут как тут: они роились, поблескивая зелеными с металлическим блеском брюшками, а когда он проходил мимо, с шумом, словно рой пчел, поднимались в воздух и потом садились обратно. Шон подошел к обрыву и увидел притаившихся невооруженных солдат во главе с Саулом. За ними стоял чем-то очень недовольный Экклс, с поникшими от досады усами. Шон сразу понял, в чем дело: Саул воспользовался своим положением старшего по званию и сам встал во главе добровольцев.

– Какого черта вы здесь делаете, лейтенант?

Саул ответил ему ершистым взглядом.

– Оставайтесь там, где я вас поставил. Это приказ!

Он повернулся к Экклсу.

– Принимайте команду, вахмистр, – сказал он, и Экклс заулыбался.

Спорить было время неподходящее. Бур на своей лошади уже успел одолеть половину подъема к гребню.

– Слушай мою команду! – прокричал Шон, набрав в легкие побольше воздуха, чтобы слышно было по всей линии обороны. – Пока противник не начнет стрелять, огня не открывать! Нам надо подольше протянуть время!

Он помолчал и обратился к Экклсу:

– Только не бегите, идите шагом, не торопясь, будто просто гуляете.

Шон спрыгнул вниз и встал между Экклсом и Саулом. Все трое внимательно следили, как бур достиг вершины подъема, помахал шляпой и скрылся.

– Вперед! – скомандовал Шон.

И они пошли. Экклс, четверо добровольцев – а за ними Саул! Как громом пораженный Шон смотрел на шестерых, неспешно шагающих к двуколке. Потом в нем вспыхнул гнев. «Вот поганец», – подумал он и сам двинулся вслед за ними.

Догнал, когда они уже подошли к двуколке.

– Получишь взыскание! – прорычал Шон в напряженной, предвещающей скорую грозу тишине.

Саул торжествующе ухмыльнулся.

На гребне по-прежнему царило удивленное молчание. Но это не могло продолжаться долго.

Саул с Экклсом перерезали держащие брезент веревки, Шон откинул брезент и взял пулемет.

– Тащи. – Он передал оружие стоящему у него за спиной.

И тут над их головами раздался предупреждающий выстрел.

– Хватайте каждый по одному и бегом!

И от реки, и сверху, с горного гребня, поднялась страшная пальба – словно заработали десятки барабанщиков. Шон и все остальные, согнувшись пополам под тяжестью груза и виляя из стороны в сторону, бросились к реке.

Доброволец, тащивший пулемет, вдруг споткнулся и упал. Шон изо всех сил швырнул в сторону реки коробку с патронами – она приземлилась недалеко от кромки обрыва, по инерции проехала вперед и перевалилась через край. Шон на мгновение остановился, подобрал пулемет и побежал дальше. Экклс первым прыгнул вниз, за ним Саул, а следом Шон и еще трое бойцов.

Все позади. Шон сидел по пояс в ледяной воде, прижимая к груди пулемет, ни о чем больше не думал и ничего не чувствовал, кроме злости на Саула. Он бросил на друга свирепый взгляд, но Саул и Экклс стояли на коленях, глядели друг на друга и хохотали.

Шон сунул пулемет в руки ближайшему солдату и двинулся к Саулу. Рука его тяжело легла на плечо друга, и Шон рывком поставил его на ноги:

– Ты… – Он никак не мог подобрать достаточно резкого слова.

Если бы Саула сейчас убили, Руфь ни за что не поверила бы, что это случилось не по его приказу.

– Дурак, – сказал наконец Шон и, возможно, ударил бы его, но тут раздались крики от ближайшей огневой точки:

– Черт бы подрал этого идиота!

– Смотри-ка, встал.

– Ложись, ради бога, ложись!

Шон отпустил Саула, вспрыгнул на площадку огневой позиции и выглянул через бойницу бруствера.

Он увидел солдата-добровольца, того самого, который первым тащил пулемет: тот снова встал и, как-то странно волоча ноги, шел вдоль берега; обе руки его висели как плети. И с гребня по нему вели огонь.

Ни один человек не вышел к нему на помощь, всех парализовал страх. Солдат был серьезно ранен, его шатало из стороны в сторону, но он продолжал идти, а буры азартно палили по нему, как по зайцу на охоте. Солдат шел вслепую, не видя, куда идет, по кривой удаляясь от реки. Вдруг кто-то из буров попал, и бедняга лицом вниз повалился на землю.

Стрельба прекратилась. В наступившей тишине прячущиеся под берегом солдаты зашевелились, задвигались, заговорили о каких-то пустяках, избегая смотреть друг другу в глаза, – все ощущали стыд, что они только что занимались таким недостойным занятием: подглядывали, как умирает человек.