Злость Шона сразу как рукой сняло, теперь его охватило чувство вины и благодарности Богу, что это был не Саул.

Затем последовал довольно долгий период затишья. Шон с Саулом сидели рядышком под обрывом; говорили мало, но к ним снова вернулось прежнее чувство взаимной приязни.

Потом вдруг над головами, с шелестом и грохотом разрывая воздух, пронесся первый снаряд, и Шон, как и все остальные, инстинктивно пригнулся. Снаряд разорвался на противоположном берегу, выбросив высоко в воздух желто-бурое облако. Засевшие вдоль речного берега бойцы страшно перепугались.

– Господи! У них пушка!

– Спасайся кто может!

– Успокойтесь, ребята! – закричал Шон, пытаясь ободрить их. – Оттуда они нас не достанут.

Но следующий снаряд разорвался на самой кромке обрыва, обдав их дождем земли и мелких камешков. Потрясенные неожиданностью, солдаты секунду оцепенело стояли на месте, отчаянно кашляя от дыма. Потом бросились к береговому откосу и, как жуки-могильщики, наперегонки принялись зарываться в землю. От их отчаянных усилий над рекой поднялось бурое облако пыли, что немало озадачило засевших на гребне буров. Не успел прилететь еще один снаряд, как все до единого буквально вырубили для себя в береговом обрыве по небольшой норе, куда в любой момент можно было втиснуться.

Из пушки буры стреляли как-то безалаберно, и это очень всех тревожило. Пролетят с диким воем над головами два-три снаряда и взорвутся на открытой равнине вельда. А следующий бабахнет прямо в реку, подняв высоко в воздух столб воды пополам с грязью. И сразу же с гребня слышатся долго не умолкающие радостные крики, а потом наступает длительная пауза, – надо полагать, теперь пушкари принимают поздравления своих товарищей с удачным выстрелом. Потом бомбардировка с энтузиазмом возобновляется с прежней интенсивностью, которая постепенно снижается до следующей долгой паузы, и снова все отдыхают.

Во время одного из таких интервалов Шон всмотрелся через бойницу в позиции противника. И заметил, что в дюжине точек вдоль гребня поднимаются столбики дыма.

– Сейчас там у них, Экклс, перерыв на чашечку кофе.

– Если так пойдет дальше, скоро опять жди белый флаг, а потом их парни принесут и для нас по чашечке.

– Сомневаюсь, – усмехнулся Шон. – Но вот насчет спуститься вниз – этого вполне можно ждать.

Он достал из кармана часы:

– Сейчас у нас половина пятого. До заката два часа. До темноты Леру вполне может попробовать нас прощупать.

– Если они пойдут, то зайдут с тыла, – весело сказал Саул и указал на земляной откос, представлявший явную угрозу в случае появления оттуда неприятеля. – Чтобы встретить атаку оттуда, надо занять позиции на противоположном берегу и подставить спины их снайперам.

Шон с минуту обдумывал возникшую проблему.

– Дым! Вот что нам надо!

– Простите, что, сэр?

– Экклс, назначьте людей – пускай соорудят вдоль русла места для костров: надо их выложить камнем, натаскать сухой травы и веток, чтобы в любой момент мы могли быстро их зажечь, – приказал Шон. – Если враг все-таки зайдет с тыла, закроемся дымовой завесой.

Пятнадцать минут лихорадочной работы – и все готово. Вдоль русла реки с интервалами в десять шагов выстроились пирамидки из камней с торчащими из воды плоскими вершинами. На каждой лежала большая охапка сухой травы и ветки дикого болиголова, собранные там, где они свешивались над берегом.

Незадолго перед закатом, когда на землю уже спускаются тени, а дневной свет становится весьма обманчивым, когда в холодном неподвижном воздухе поднимается легкая дымка, Леру отправил своих всадников к реке.

Услышав негромкий топот копыт, похожий на перестук колес далекого поезда, Шон вскочил на ноги.

– Вон они! – крикнул кто-то. – Эти сволочи заходят с тыла!

Вражеские всадники длинными шеренгами приближались к ним с запада. Низкое солнце светило им в спину, и они отбрасывали перед собой длинные уродливые тени.

– Поджигай костры! – заорал Шон.

Пригнувшись к шеям лошадей, стреляя на скаку, пять сотен всадников галопом неслись прямо на них.

– Пулеметы! – крикнул Шон. – Развернуть пулеметы!

Пулеметчики вытащили тяжелые, громоздкие «максимы» из огневых точек и с большим трудом понесли их через речной поток. От костров потянулся вверх синий дымок. Кашляя и ругаясь, пулеметчики шлепали по воде, спеша занять новые огневые позиции. Реку захлестнул яростный винтовочный огонь с горного гребня, прикрывающий всадников, и пушка, ухая, посылала снаряд за снарядом.

– Беглый огонь! – крикнул Шон. – Бей гадов! Бей! Не жалей патронов!

Поднялся оглушительный грохот – выстрелы орудий, взрывы снарядов, стук пулеметов, яростные вопли солдат и крики раненых, дробный топот копыт, треск пылающих сучьев. И над всем этим – густая пелена дыма и пыли.

Упершись локтями в неровный берег, Шон прицелился и выстрелил, и лошадь упала, высоко подбросив всадника вместе с его винтовкой. Не отнимая приклада от плеча, Шон передернул затвор и снова выстрелил. И снова попал! Всадник дернулся и согнулся в седле пополам. Падай же, сволочь! Вот так… Всадник скользнул вниз и свалился на землю. Шон стрелял снова и снова, пока не опустошил магазин. Каждый его выстрел попадал в цель.

Матрос рядом с ним уверенно и неспешно водил стволом стучащего пулемета. Перезаряжая винтовку, Шон замешкался, глядя, как пулеметчик косит врага, оставляя на поле боя хаос и мешанину падающих лошадей и всадников. Неожиданно пулемет замолчал. Морячок склонился над ним, чтобы приладить очередную ленту с патронами. И тут прямо ему в затылок попала шальная пуля, пущенная сквозь пелену дыма вслепую. Обняв пулемет, он ткнулся носом вперед, и из открытого рта прямо на ствольный кожух хлынула кровь. В предсмертной судороге задергались руки и ноги.

Шон отбросил винтовку, оттащил от пулемета морячка, вставил в щель приемника конец пулеметной ленты и положил большие пальцы на гашетку.

Буры подошли уже совсем близко. Шон сжал рукоятки, целясь на уровне лошадиной груди. На горячем кожухе кровь морячка быстро свернулась и поджарилась, а примятая трава перед самым стволом дрожала от непрерывной стрельбы.

Над ним на фоне темнеющего неба четко вырисовывался массив мельтешащих лошадей, всадники поливали огнем заполненное людьми речное русло. Раненые лошади падали с крутого обрыва, переворачиваясь и брыкаясь в грязи.

– Спешиться! Спешиться! И вперед, ребята, бей их! – орал старый бур с опрятной белой бородой.

Шон развернул пулемет в его сторону. Тот успел разглядеть его в пелене дыма, но правую ногу уже вынул из стремени, а винтовку держал в левой руке и в этой позиции оказался беспомощен. Шон заметил, что серые глаза его бесстрашно смотрят на ствол «максима». Пулеметная очередь прошила его поперек груди, он замахал рукой и повалился назад, левая нога застряла в стремени, и лошадь поволокла его прочь.