Угадайте с трех раз, что ответило мне издательство? Знакомая мелодия БЭГ, не правда ли?

В этот момент и мой агент, и мой адвокат сказали, что тут ничего не поделаешь. Они не понимали страшной силы выбивалки для ковров из прошлого. Ничего не поделаешь? Как бы не так!

И я без всяких усилий перешел к партизанской войне и вошел в фазу восемь, чувствуя свою правоту от того, что честно испробовал все возможные способы решить дело мирно. Если выцарапать мою книгу из их когтей обойдется в целое состояние, то я своего добьюсь по-другому: я превращу их жизнь в ад на земле. Я поклялся, что доберусь до них, до этих надменных подонков, и они вернут мои права с радостью. Да чего там, они меня еще умолять будут, чтобы я эти права принял обратно.

И я развернул такую террористическую деятельность, что Красным Бригадам стало бы завидно.

Таким образом я пришел к ПРАВИЛУ ТРЕТЬЕМУ: Если хочешь поквитаться с большой производственной структурой, не связывайся со всякой мелочью из ее низов, которую тебе бросают как пушечное мясо, отвлекающее от настоящих злодеев.

Какой смысл цапаться с редакторшей? Она всего лишь служащая, лишенная возможности влиять на решения. Мне нужна была та скала, что загораживала поток. Та самая Шишка Наверху, которая раздавала советы БЭГ. Наведя справки, я узнал имя и должность генерального директора издательства и потребовал возврата прав непосредственно у него. БЭГ. (Этот надоедливый перечень утомительных попыток урезонить издателей предлагается только для того, чтобы показать вам, что было сделано все возможное и невозможное для решения конфликта мирным путем. Необходимо, чтобы свидетели вашей вендетты убедились в соблюдении вами ПРАВИЛА НОМЕР ЧЕТЫРЕ: не выглядеть маньяком в глазах окружающих. Ваше безумие берсерка должно иметь вид разумной и спокойной деятельности. Когда вы в конце концов прибегнете к Бомбе, это должно выглядеть неизбежным следствием надменности, тупости и упрямства ваших противников.)

Генеральный директор мне даже не перезвонил. Не ответил на мое письмо от тринадцатого числа. Не отреагировал на телеграмму, просившую ответа на мое письмо от тринадцатого числа. Тогда я начал посылать ему кирпичи.

Еще несколько лет назад можно было отсылать счета телефонной компании и бандероли без марки. Может быть, вы помните эти счастливые дни. Оплачивал отправление получатель.

Я начал посылать генеральному директору кирпичи. Двести тринадцать штук, примерно по десять в день, аккуратно обернутые в коричневую бумагу от мясника, которой у меня был целый рулон (пришлось купить). Подговорил сделать то же самое друзей из других городов. Каждый адресован персонально гендиру. И пока не развернешь, не скажешь, что эти аккуратные прямоугольные пакеты – просто кирпичи. Сотни кирпичей. Лично. В собственные руки. Срочно! Скоропортящийся материал! Не бросать! Хрупкие предметы!

И тут на сцену выступил я. (ПРАВИЛО НОМЕР ПЯТЬ: в процессе мести постарайтесь развлечься. Если это будет выглядеть, как шутовство, очко в вашу пользу, коль власти до вас доберутся. Да вы что, инспектор, я просто шутил! Ваша честь, я утверждаю, что мой клиент просто зашел в своих дурачествах слишком далеко, пожалуйста, не вешайте его.)

После первых двухсот тринадцати кирпичей я стал посылать их примерно по сорок в неделю. В конце месяца, когда мои друзья стали жаловаться, что у них довольно серьезные почтовые издержки, и интересоваться, долго ли я еще собираюсь продолжать это сумасшествие, я написал генеральному директору записку на фирменном бланке Донни Осмонда (напомните мне рассказать, как эти бланки ко мне попали) с очень простым содержанием: «Вам хватит построить бункер, который мне не разрушить, разок дунув. Но, быть может, лучше вернуть права на мою книгу? С любовью, Харлан Эллисон».

Ответом был звонок редакторши. Ее голос прерывался и дрожал, свидетельствуя о том, что Высшие Силы вот-вот сорвутся с цепи. Пожалуйста, перестаньте беспокоить генерального, попросили меня. Как же. Нет и нет. Передайте генеральному, попросил я, что, если он не перестанет задирать нос и не вернет мне книгу, я не только перешлю ему весь остаток сортира, но еще и посмотрю, как он в нем тонет! Она вздохнула, зная, что я не блефую, и повесила трубку.

ПРАВИЛО НОМЕР ШЕСТЬ: Они должны знать, что вы способны на все.

Они должны ясно понимать, что вы слегка свихнулись и на блеф неспособны. Заставьте их понять: идет война.

Чуток паранойи не повредит. Я паковал кирпичи только в резиновых перчатках. Черта с два до меня кто доберется!

Но у генерального должностная надменность сочеталась с глупостью, образуя непробиваемую комбинацию, и права он мне не вернул.

Настала фаза девять.

Среди моих знакомых много странного народа. Может быть, и среди ваших знакомых тоже. Один из таких моих знакомых – наемный убийца. К сожалению, не первого ранга. У него не та национальность – он литовец. Да, я знаю, что это очень смешно: наемный убийца – литовец. Но чем богаты, тем и рады. Он классный парень, хотя и один из самых недотепистых пистолетчиков в мире. Однажды он отстрелил себе два пальца на ноге. Даже не спрашивайте как.

Он звал себя Шандором. Имя не настоящее, однако в данном случае сойдет. Я позвонил Шандору и попросил об услуге. Он был у меня в долгу (как-нибудь спросите меня о лавке жареных каштанов, хромой официантке, двадцатигаллоновом молочном бидоне и о том, как я выручил Шандора).

На последней странице какого-то номера «Паблишерз Уикли» я нашел фотографию генерального директора и попросил Шандора припугнуть его, но не тронув на его седеющей голове ни волоска.

Примерно через неделю Шандор мне позвонил (за мой счет) и рассказал, как это было: прежде всего в этот день была убийственная жара, и Шандор, когда заговорил с гендиром на улице Манхэттена возле издательства был в плаще с капюшоном. Представьте себе, если хотите, почти двухметрового, с щербатой мордой, очень бледного и потного пингвина с голосом будто со дна бутылки. Представьте себе еще, что выходите с работы после утомительного дня, волоча дипломат и размышляя о том, что поезд на Нью-Рошелл вы уже пропустили, и вдруг с вами рядом возникает этакое явление, обнимает вас мускулистой лапой за плечи и шепчет в ухо: «Твоего сына зовут Майкл, а дочку Мишель, она ходит в школу «Кадваллер» на Лонг-Айленде, а он учится в Гарварде, а живешь ты на Гроув-авеню в Ларчмонте, дома у тебя стоит паршивая устаревшая сигнальная системка, и если ты, мужик, понял, к чему я клоню… Так вот, если придешь домой и увидишь, что они у тебя гвоздями к стенке прибиты вместо фотографий, тогда поймешь, что надо