Толливер знал, что успеет сделать работу, если возьмется за нее прямо сейчас и не будет отвлекаться.

– Спасибо, мистер Толливер, – сказала она уже мягче. – Простите, что беспокою вас, но… в общем, вы меня понимаете.

– Конечно, конечно. Не переживайте. Я вам позвоню, как только она будет готова. Уделю ей особое внимание, обещаю вам.

– Вы очень любезны.

Они попрощались, и он не стал приглашать ее на ужин, когда скрипка будет готова. Как-нибудь потом. Когда утрясется это дело с ванной.

И снова налетела бессильная ярость и боль. Этот ужасный человек, Слейзник!

Не зная о слиянии четырех миллиардов резонирующих эмоций, Фред Толливер сидел, уронив голову на руки, а электроны продолжали плясать.

Через восемь дней в запущенном переулке за заколоченным супермаркетом, который изначально был построенным в 1924 году роскошным и помпезным кинотеатром, сидел прямо на земле Уильям Слейзник, пытаясь разгрызть черствую корку, подобранную в мусорном баке. Он похудел до сорока килограммов, неделю не брился, его одежда превратилась в грязные лохмотья, туфли у него украли четыре дня назад, пока он спал возле ночлежки, глаза слезились, его терзал мучительный, оглушительный кашель. Левое предплечье, там, где царапнул штырь, покраснело и воспалилось. Он впился зубами в горбушку, понял, что не всех червей из нее вычистил, и запустил ее как камень через переулок.

Плакать он не мог – слезы кончились. Наконец пришло понимание, что спастись невозможно. На третий день он попытался связаться с Толливером, уговорить его остановиться, сказать ему, что починит ванную, построит новый дом, особняк, дворец, все, что угодно!

Только пусть это прекратится!

Ради бога!

Но его остановили. До Толливера было не добраться. В первый раз, когда он решил увидеться со стариком, его арестовала дорожная полиция, которая занесла его в списки разыскиваемых за то, что он бросил машину посреди бульвара. Слейзник смог каким-то чудом удрать.

Во второй раз на него напал питбуль, выскочивший из какого-то двора. Это нападение лишило его левой штанины ниже колена.

В третий раз он добрался до улицы, где стоял дом Толливера, но здесь его чуть не сбила гигантская грузовая машина. Он сбежал в страхе, что сейчас с неба на него рухнет самолет.

Он знал теперь, что ничего не исправить, что процесс не остановить, и он обречен.

Слейзник лежал навзничь, ожидая конца. Но все было не так просто: песнь четырех миллиардов – нескончаемая симфония невероятной сложности. Пока он лежал, в переулок вошел бандит, заметил его и вытащил из кармана бритву. Он уже был прямо над Слейзником, когда тот открыл глаза и увидел ржавое лезвие, приближающееся к его горлу. Слейзник оцепенел от ужаса и не услышал звука выстрела служебного полицейского револьвера. Бандит, умертвивший уже с десяток таких бродяг, как Слейзник, рухнул, убитый наповал.

Очнулся Слейзник в обезьяннике, увидел общество, к которому теперь был приговорен, понял, что его ждут нескончаемые годы ужаса, и начал раздирать на полосы свои обноски.

Когда пришел охранник, чтобы доставить задержанных в суд, он увидел Уильяма Слейзника на дверной решетке: его глаза были выпучены, язык вывалился изо рта обугленным листом. Непонятно, почему никто в этой клетке не крикнул, не поднял хотя бы руку, чтобы остановить Слейзника. На лице покойника застыло выражение безмолвной муки, будто в последний момент, в мгновение смерти, ему открылась вечность, полная безгласных мучений.

Источник может направить луч, но не может исцелить себя. В тот самый момент, когда умер Слейзник, Фред Толливер – так и не зная, что он сделал, – сидел у себя дома, наконец осознав, что сделал с ним Слейзник. Ему никогда не выплатить долг. Может быть, придется найти снова работу в какой-нибудь студии, но вряд ли получится заработать достаточно, чтобы спасти дом. Годы заката придется провести в какой-нибудь вонючей съемной дыре. Скромная надежда на достойный конец жизни умерла: все кончено. Было страшно даже думать об этом.

Зазвонил телефон.

Он слабой рукой снял трубку.

– Да?

Секунда тишины, потом – ледяной голос мисс Ивлин Хенд:

– Мистер Толливер, говорит Ивлин Хенд. Я вчера ждала весь день. Я не смогла принять участие в концерте. Верните, будьте добры, мою скрипку, в каком бы состоянии она ни была.

У него даже не хватило сил, чтобы вежливо ответить.

– Хорошо.

– Я хочу сообщить, что вы нанесли мне огромный вред, мистер Толливер. Вы человек очень ненадежный и коварный. Я также хочу сообщить, что я это дело так не оставлю. Вы под надуманным предлогом выманили у меня деньги, вы лишили меня редкой возможности, которая мне открывалась, и вы заставили меня страдать. За свою безответственность вы заплатите. На свете должна быть справедливость! И я любой ценой заставлю вас расплатиться за то, что вы сделали!

– Да. Да, конечно, – сказал он глухо и неразборчиво.

Толливер повесил трубку и остался сидеть.

Пели эмоции, плясали электроны, сдвинулся фокус – и снова зазвучала симфония обиды и отмщения.

Фред Толливер не притронулся к лежащей у его ног виолончели. Ему не выбраться, никогда не выбраться. Ноги начинало сводить мучительной острой болью.

Вбивание гвоздей: Эссе о гневе и мести, написанное мастером жанра

Ни одна снежинка в лавине не чувствует себя виноватой.

Станислав Ежи Лец

СВЯЗЬ ВРЕМЕН: В те дни, когда автор писал свое эссе о гневе и мести, по почте без какого-либо предупреждения прибыла фотография. Единственная оставшаяся со времен детства фотография. На ней запечатлен шестой класс школы Латропа в Пейнсвилле, штат Огайо. 1946 год, автору двенадцать лет. На ней у всех детей, кроме двух, руки по швам или в карманах – поза спокойного самообладания. Фото прислала одна из девочек – она была первой девочкой, с которой автор стал встречаться. Ее звали Джин Биттнер. Позу автора на старом фото нельзя назвать спокойной, а вид он имеет явно драчливый. Он здесь меньше самой маленькой девочки, но очень похоже, что именно этот человек через тридцать шесть лет напишет работу об агрессивном поведении. Кстати, у автора на левой щеке пластырь, без сомнения прикрывающий последствия драки на школьном дворе, вызванной гневом и (или) местью. У автора также имеется значок Капитана Полночь[156] и его тайного эскадрона, который он в то время носил. Непосредственно над автором в верхнем ряду стоит мальчик по имени Джек Уилдон. Автор сообщает, что мистер Уилдон был забиякой, получавшим исключительное удовольствие от ежедневного битья автора в школе Латропа. Из двадцати восьми человек на фото к настоящему времени скончались только двое. Один из них – Джек Уилдон. Когда автора спросили, имеет ли