Позднее других, в 1933–1936 годах сформировалась “московская группа”, руководимая полпредом ОГПУ, позднее начальником УНКВД по Московской области С. Ф. Реденсом. Ее лидер понял, что время старых чекистов постепенно проходит, и сделал ставку на молодежь, в особенности на выходцев из крымской госбезопасности. Позиции Реденса внешне укреплялись его женитьбой на сестре жены Сталина, однако позднее оказалось, что это родство не имело ни малейшего значения и от репрессий его не спасло.

Некоторые исследователи идут далее по пути детализации и выделяют также “туркестанскую группу”, “кавказскую группу” и другие подобные кланы в руководстве НКВД. Соглашаться с приведенной классификацией или возражать против нее можно сколь угодно долго, но это ничего не меняет, поскольку любое подобное деление является в достаточной степени условным. Все перечисленные группировки находились в состоянии постоянной борьбы между собой и с руководством наркомата, периодически образуя для этой цели временные коалиции. По накалу страстей аппаратной борьбы ОГПУ/НКВД превосходил все другие советские ведомства, и вели ее опытные и жестокие люди с хорошим знанием человеческой психологии и навыками агентурной работы. Характерно, что ни в одном из кланов никогда не играл серьезную роль никто из внешней разведки. Вероятно, это объясняется не озабоченностью разведчиков лишь служебными вопросами и не какой-то их особенной моральной чистотой. Просто роль и место разведки в системе НКВД, по сравнению с внутренними оперативными подразделениями были столь ничтожны, что ее руководители не могли даже помыслить себе тягаться с авторитетными коллегами из секретно-политических, контрразведывательных или следственных подразделений.

Старт политическим репрессиям на высшем уровне был дан после загадочного и до сих пор не раскрытого убийства в Смольном в 16 часов 37 минут 1 декабря 1934 года члена Политбюро ЦК ВКП(б) и первого секретаря Ленинградского обкома С. М. Кирова (Кос-триков). Действительная подоплека этой истории была известна, возможно, одному лишь убийце Леониду Николаеву, но он унес свою тайну в могилу. Все предположения и гипотезы на эту тему представляют собой не более, чем интеллектуальные упражнения исследователей и не подкрепляются никакими документами. Да и наивно было бы ожидать, что где-то в тщательно оберегаемых архивах госбезопасности могут храниться материалы, свидетельствующие о том, что Сталин приказал НКВД физически устранить своего соперника, если тот действительно таковым являлся. Подобные директивы, в случаях, когда они в самом деле существуют, всегда отдаются устно и без свидетелей. Весьма вероятна версия, согласно которой Киров просто пал жертвой психически неуравновешенного ревнивца, отомстившего таким образом первому секретарю за соблазнение своей жены Мильды Драуле. Странные упущения в системе охраны легко объяснимы общей безалаберностью, не обошедшей стороной и НКВД, поскольку в середине 1930-х годов опасность террористических актов существенно снизилась по сравнению с предшествовавшим периодом. Обращает на себя внимание крайне низкий уровень квалификации отвечавших за безопасность Кирова работников УНКВД по Ленинградской области. Начальник Оперативного отдела УГБ УНКВД А. А. Губин имел 15-летний стаж в органах госбезопасности, но провел эти годы на хозяйственных должностях. Неудивительно, что все причастные к обеспечению безопасности партийного руководителя Ленинграда и области оказались абсолютно несостоятельны в профессиональном отношении. Личный охранник 1-го секретаря М. В. Борисов (по современной терминологии, прикрепленный офицер) одновременно возглавлял непосредственно руководившее охраной Кирова 4-е отделение Оперативного отдела УГБ УНКВД. На предыдущей должности он заведовал автомастерской и из-за отсутствия оперативного опыта, а также в силу своего 50-летнего возраста был просто не в состоянии оперативно реагировать на происходящее. При весьма сомнительных обстоятельствах Борисов погиб в автомобильной катастрофе при переезде из Смольного в “Большой дом” сразу после покушения.

Сталин использовал сложившуюся ситуацию на все сто процентов. Покушение на Кирова послужило для него прекрасным поводом развернуть серию репрессий против действительной и вымышленной оппозиции, в результате которых все возможные соперники в борьбе за власть, все неугодные деятели высшего звена, все мешавшие или слишком много возомнившие о себе функционеры были беспощадно уничтожены. Судя по всему, Ягода прекрасно понимал, что никакие “зиновьевцы”, на которых прямо указал Сталин, не виновны в покушении на Кирова, и приступил к их уничтожению лишь под его давлением. Первоначальный этап “чистки” Ленинграда и области завершился высылкой 467 семей оппозиционеров общей численностью 1117 человек, но эти показатели совершенно не удовлетворили Политбюро. После получения соответствующего внушения нарком приступил к репрессиям уже принципиально иного масштаба. Только за один месяц в городе были расстреляны 4393 человека и отправлены в тюрьмы и лагеря 299, а на этапе чистки области и Карельской АССР репрессиям подверглись 22,5 тысячи человек.

Этим уничтожением ведал НКВД. Реальные проблемы безопасности государства и охраны общественного порядка отошли на второй план, самым престижным поприщем у чекистов стало разоблачение врагов народа, вредителей и контрреволюционеров, к которым стандартно подверстывалось обвинение в шпионаже в пользу иностранных государств, обычно Польши, Германии, Франции, Румынии, на Дальнем Востоке Японии, другие варианты встречались реже. Нескончаемой чередой пошли громкие дела “союза марксистов-ленинцев”, “московского центра”, “московской контрреволюционной организации — группы “рабочей оппозиции”, “ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы Сафарова, Залуцкого и других”, “антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра”, “московского параллельного антисоветского троцкистского центра”, “антисоветского правотроцкистского блока”, “антипартийной контрреволюционной группы правых”, “антисоветской троцкистской военной организации” в Красной Армии (“военно-фашистский заговор в РККА”), “террористической группы в правительственной библиотеке и контрреволюционной троцкистской группы военных работников Комендатуры Кремля”, “контрреволюционной фашистской террористической организации финских политэмигрантов” и множества других.

Характерно, что междоусобная борьба внутри самого НКВД до конца 1936 года велась абсолютно бескровно. Соперничество кланов, своего рода мафиозных группировок, носило совершенно аполитичный характер и преследовало исключительно цели продвижения по службе, приобретения большей власти, влияния, званий и льгот. Чекисты тщательно избегали обвинять друг друга в политических преступлениях и шпионаже, поскольку прекрасно понимали, что это обоюдоострое оружие, подобно бумерангу, имеет тенденцию оборачиваться против применивших его. Выполняя распоряжения партии, НКВД мог репрессировать кого угодно, но сам всегда оставался над схваткой. Все твердо знали, что в ОГПУ/НКВД врагов народа нет и быть не может, таковых надлежало обезвреживать исключительно за рамками госбезопасности. До февральско-мартовского (1937 года) пленума ЦК ВКП(б) никто из побежденных соперниками чекистов не обвинялся ни в измене родине, ни в контрреволюции или троцкизме, при Ягоде об этом даже подумать было невозможно. Многие поверили, что так будет вечно.

Тем временем Сталин и приближенные к нему члены правительства с беспокойством отмечали слишком большую информированность руководства Наркомата внутренних дел, его погрязание в интригах и постепенную деградацию в обеспечении действительной безопасности страны. Чего стоил один только провал агентурной сети НКВД Украины в 1935 году, когда из-за непростительной и грубейшей халатности курирующих офицеров