— До утра.

* * *

Проспать до утра не удалось. Была, пожалуй, середина ночи, когда Меркурий разбудил их. В его глазах стыл ужас.

— Пропало! Все пропало! Зачем вы это сделали?

— Что? Не понимаю…

— Не столько вы, посол, но ведь вы позволили! Он напоил меня, и я наговорил… Великий Кодекс, чего я только не наговорил! Клянусь верой, я пропал — да и вы тоже. Но вас вышлют — и вы погибнете в пути, а мне обеспечена ферма, или того хуже — лесные работы! Лучше уж прямо броситься в пасть экхе. — Меркурий, дорогой, ну ладно, поболтали, с кем не бывает. Но не побежим же мы доносить на вас — и на себя заодно! Может быть, у вас так полагается, но мы придерживаемся своих обычаев.

— Не будьте ребенком. При чем тут вы? А роботы? Каждый из них записал до последнего слова все, что было здесь сказано. А прослушивание? Да я сам готовил всю сеть, знаю, куда засунут каждый клоп… Но ведь я был пьян, я отвык от такого состояния, и все вылетело из головы. Да, записано каждое слово. Будите вашего друга, предупредите его — пусть тоже готовится к неприятностям.

— Ерунда. Ну, свалите на нас, скажете — подпоили, или же — вы притворялись, хотели выяснить наши планы и цели…

— И вы хотите, чтобы Трибунал Веры этим удовлетворился? Смешно! Не забывайте: я тридцать лет прожил на Терре. Уже по одному этому я — под вечным подозрением, хотя, клянусь верой и Ослепляющим, действовал там лишь в интересах Великой Империи. Но кто теперь поверит?

— Сейчас разбужу советника. Подумаем вместе.

Федоров проснулся сразу и понял все мгновенно.

— Вот идиот! — сказал он с досадой.

— Но я же был…

— Да не ты, Меркурий. Я. Я понимал, конечно, что вы не поскупились на микрофоны. Но решил, что ты отключил их, чтобы дать волю языку. Ты уверен, что сеть сработала?

— Я сам ее испытывал!

— Сколько сейчас? Ого, мы проспали три часа. В таком случае, коллега, почему мы еще здесь? Почему за нами не пришли?

— Потому что еще рано.

— А по ночам навещать у вас стесняются?

— Нет, конечно. Но запись до восьми утра ведется автоматически. И только тогда прослушивается, когда соответствующие отцы веры являются в свои канцелярии.

— Тогда у нас еще бездна времени!

— К чему оно нам? Мы ничего не сможем ни придумать, ни предпринять. Мы — преступники против веры, и всякая попытка к сопротивлению…

— Ну, рыть себе могилу я не нанимался. Четыре с лишним часа — это много. Слушай… Нет ли у тебя укрытия? Какой-нибудь загородной виллы, что ли?

— На Синере есть города, фермы и леса. Ничего другого.

— И везде экхи? Весело живете. Гм… Ну, а если… Ты упоминал о группах, объединяющихся против зверья.

— Так бывало раньше. Давно не слыхал ни о чем подобном.

— Ясно. Отпадает. А ты не сможешь за оставшееся время добраться до записей?

— Вся аппаратура — в Департаменте Веры. Меня и близко не подпустят. Отцы веры охраняют свои права.

— Да, задачка…

— Нам негде спастись. Нет такого места на планете.

— Стоп! А вне ее?

— Ты о чем?

— Меркурий, ты говорил, что у тебя есть корабль, и что он готов к старту. В любую минуту, и так далее. Болтал спьяну?

— До последнего слова все правда. Но корабль на космодроме, а мы — здесь.

— Но если доберемся до него — он взлетит?

— До восьми утра я еще сановник, а не преступник. Но нам не добраться. Машину я отправил, охрану отпустил. Вокруг дома каких-нибудь десять-двенадцать сторожей, но они не имеют права оставлять посты — да и не захотят. Они вообще не подчинены мне.

— Ну и черт с ними. До космодрома далеко?

— На машине…

— Машины нет. Пешком мы доберемся до восьми?

— Пешком? Ночью?

— Почему бы и нет?

— Экхи! Они не спят по ночам. Древний инстинкт.

— Боишься?

— Конечно. Еще как!

— А Трибунала веры?

— Великий Кодекс…

— Отцы веры могут не сработать? Прошляпить?

— Не слыхивал о таких случаях.

— Значит, из двух зол выбирают меньшее. Как вы считаете, посол?

— Вы правы. Но без Меркурия нас даже не подпустят к кораблю.

— Мы без него и не тронемся. Собирайся, Лучезарность!

— Нас сожрут.

— Это еще бабушка надвое сказала. Посол, я слышал, вы восторгались в охотничьей комнате. Будьте добры, выберите там что-нибудь понадежнее. В трех экземплярах. И побольше патронов.

— Я вас понял, советник.

— Господа, что вы собираетесь…

— Меркурий, вы охотник?

— Как и всякий дворянин, посол.

— Верно, вы даже обещали пригласить нас на охоту, чуть не забыл. Вот и пригласили. А мы с благодарностью принимаем приглашение. Прекрасная ночная охота.

— К делу! — сказал Федоров. — Корабль быстрый?

— Стоит нам нырнуть в сопространство — и мы недосягаемы. А где мы оттуда выскочим — заранее никому не узнать. Но мы не доберемся до корабля. Экхи нас растерзают.

— Ага, вот спасибо, посол. Три автомата. Какой вы предпочли бы для охоты, ваша приятная лучезарность?

— Вот этот. Мне приходилось им пользоваться. Но вы что, собираетесь стрелять по экхам?

— Если они нападут.

— Они-то нападут…

— Будем стрелять.

Меркурий сделал шаг назад, спрятал руки за спину.

— Только не я.

— Честное слово, глупо.

— Может быть. Но я — подданный Империи, один из ее сановников. Пусть я все прекрасно понимаю. Пусть нимало не симпатизирую экхам, можете мне поверить… Но стрелять в них — значит, стрелять в веру, в которой я родился, вырос и живу, в Империю, во все, чем гордился и клялся — даже поняв… Это было бы изменой. А я не изменник.

— Федоров напрягся, сжал кулаки — Изнову показалось, что в следующее мгновение советник бросится, нанесет удар… Посол торопливо проговорил:

— Хорошо, Меркурий. Мы не собираемся склонять вас к измене чему бы то ни было. Понимаю: это противоречит вашим понятиям о чести. Но, друг мой, ведь не кто иной, как вы сами поставили моего коллегу и меня на край гибели. Вы прекрасно понимаете, что и нас не пощадят. И если вы согласны пожертвовать своей жизнью, то мы вовсе не считаем своим долгом умирать за вашу Империю. Мы не настолько любим ее. Не диктует ли вам ваша честь необходимость сперва спасти нас, а уж потом распоряжаться собой так, как вы сочтете нужным?