Меркурий ответил не сразу:

— Вы правы, посол. Моя честь требует спасти вас.

— Вот и прекрасно, — молвил Федоров. — Еда на корабле есть?

— На какое-то время хватит.

— Остальное возьми со стола. Начатые не бери, только полные. Я хватаю передатчик. Посол, вы?

— Шифры. Уничтожать некогда.

— Мир дому сему. Идемте. Меркурий, я все же беру автомат и для вас. Но лучше будет, если вы понесете его сами.

— У ворот нас обязательно спросят…

— Так и скажешь: отправились на ночную охоту. Вернемся часам к девяти.

— Поверят ли?

— Не поверят — тем хуже для них.

* * *

Они вышли. Прохладный ветер скользнул по лицам, по телу пробежал мгновенный озноб. Предрассветные облака, выше — оранжевые, ниже — зеленовато-серые, слоями лежали на краю неба, похожие на обрыв, на котором четко различаются слои залегающих пород. Над головой мерцали непривычные звезды. Солнце отсюда не было видно, оно находилось в другом рукаве, по ту сторону центра Галактики.

— Куда нам, Меркурий? Смелее, смелее!

— Я не боюсь. Просто непривычно: много лет не ходил пешком, без охраны… Налево. Выйдем на проспект. Час ходьбы до загородной магистрали. Там, если повезет, встретим какую-нибудь машину.

Они шли быстро, гуськом, Федоров впереди, Меркурий вторым. Изнов сзади спросил:

— А если машины не будет?

— К восьми можем успеть… если не очень задержимся.

— К восьми отцы придут на службу, — не оборачиваясь, вслух считал Федоров. — Минут в десять девятого начнут работать…

— Общая молитва — пятнадцать минут, — подсказал Меркурий.

— Еще лучше. Затем перемотка пленки. Пока прослушают. Потом еще раз — для начальства. Приедут за нами…

— Нет, — сказал Меркурий. — Сразу сообщат на все контрольные пункты. И на космодром тоже. Считайте — в половине девятого.

— Значит, главное — не задерживаться.

— Если пройдем город… На магистрали их почти нет. Нападать на машины они избегают.

— Ну и чудесно. Меркурий, вам придется проводить нас до самого трапа и посадить в корабль. А там уж решите сами.

— Мне нечего решать, — хмуро ответил Меркурий, не сбиваясь с шага. — Я вынужден лететь, если хочу спасти вас. Корабль откликается только на мои биотоки. Никто другой не может управлять им. Так что я довезу вас. А потом… Жизнь все равно кончена.

— Если уж вы настроились умирать, могу посоветовать вам лучший способ самоубийства. Хотя полного успеха не гарантирую.

— Очень смешно. Каков же ваш способ?

— Оттуда, куда мы прилетим, обратитесь к своей планете. К Империи. И скажите хотя бы то, что говорили нам за столом.

— Да, хороший способ. Но не для меня. Я ведь не противник. Я такой же, как все, и знаю столько же, сколько знает каждый. Да и… сказать можно, да кто услышит? Вот и проспект. Налево.

— Пусто как…

— Сейчас только самоубийцы и могут выходить.

— Скажешь — кто-нибудь да услышит.

— Кстати, — сказал Изнов, — если придется открывать тут пальбу, ее-то уж наверняка услышат.

— На стрельбу, — откликнулся Федоров, — нормальный человек и подавно не выйдет. Разве что отцы веры? Как думаешь, Меркурий?

— Отцы — обязательно. Но не сразу.

— Меркурий, а в отцов веры Кодекс стрелять дозволяет?

Меркурий улыбнулся впервые с момента пробуждения.

— Нет. Но не содержит и запрещения.

— И на том спасибо.

Минут десять шли молча. Было тихо.

— Вы, терране — странные.

— Что же в нас такого?

— Я умею стрелять — это понятно. В конце концов, я не только охотник, я имперский офицер. Но у вас много лет мир. У вас нет экх. Но вы не разучились стрелять. И готовы.

— Милый, — сказал Федоров. — Может, у нас оттого и мир, что мы не разучились стрелять… Стой!

Они остановились.

— Блеснуло? Или почудилось?

— Они, — дрогнувшим голосом проговорил Меркурий. — Это из глаза.

— Ага. Ну и прекрасно. Не дрожи, Лучезарность. Ты же пригласил нас на ночную охоту? А дичь мы вправе выбрать сами. Готовься, посол. Короткими очередями. С рассеиванием по фронту. А ты, Меркурий — как честь подскажет.

* * *

В стае было голов тридцать. Они шли бесшумно, радужно переливалась шерсть, глаза светились. Вожак поднял голову. Печальный звук разнесся над спящим проспектом. Безгласные великаны невозмутимо взирали со стен.

— Красивые звери, — сказал Изнов. — Такую бы шубку моей супруге.

— Ничего, — откликнулся Федоров, — мы тут еще наладим торговлю. Со временем. Кодексом они торговать не могут, нет покупателя. Вот и поймут, рано или поздно.

— Как будем стрелять, советник? Стоя? С колена?

— С хода. От бедра, веером. Патронов хватит. А они ведь трусы. Так, Лучезарность?

— Ах, — сказал Меркурий. — Если бы это были не экхи…

— А ты вспомни, что советовал нам. Представь, что это не экха, а маска. А под ней — кто-то, в кого ты с удовольствием вогнал бы пулю. У тебя есть такие?

— Разве бывает так, чтобы не было? — сказал Меркурий. — Учтите: перед прыжком экха приседает. Она не боится. Она не ждет отпора. И не спешит.

— Это глупо — не ждать отпора, — сказал Федоров. — Это наивно.

— Так вы думаете, услышат? — спросил синерианин.

— Пусть не сразу. Пусть немногие. Но есть слова, чье эхо никогда не затухает, — ответил Изнов. — Ну, время. Иначе…

— Внимание! Слушай команду… Огонь!

И тишина рухнула. Били два автомата, секундой позже к ним присоединился третий. Немного. Но грохотало так, что казалось — рушится сама Империя.

Это было совершенно невероятно.

Более чем невероятно. И все же…

Налицо два объяснения. Первое: все приборы одновременно испортились и теперь согласно несут чепуху. Второе: приборы в порядке, но маневр не удался.

Первая возможность отвергается всем опытом жизни. Приборы не портятся. Этого просто не бывает.

Вторая? Но когда же это тебе не удавался маневр?

Не лучше ли выйти и увидеть все своими глазами?

Ну да. Как будто то, что глаза — свои, делает их безгрешными! Хотя до сих пор жаловаться вроде бы не приходилось.

Как бы для того, чтобы попытать, до какой степени можно доверять зрению, Юрганов взглянул на переборку. Там есть такое свободное местечко, на котором пилоты, в зависимости от возраста, прикрепляют изображение любимой девушки, либо супруги в окружении потомства. У Юрганова же в этой семейной витрине висела фотография «Оберона».