Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Над этим придется еще подумать, – проговорил физик неопределенно. – Скорее всего не в нем одном дело. Он тут нам выдал любопытную информацию. Управляет двумя какими-то схемами, и находятся они снаружи. Поняла? Соединены, судя по его данным, последовательно...
– И что же они там делают?
Физик вдруг рассердился:
– Недаром говорят, что одна женщина может задать столько вопросов, на которые не ответят и сто мудрецов – а я тут один как-никак. Так что уж потерпи. Надо выходить наружу, найти, вскрыть – тогда и станем разбираться. – Он повернулся к Флору. – А может, отец твой все-таки в курсе? Мало ли... Он ведь хорошим капитаном... то есть он хороший капитан, верно?
– Пойти и спросить – всего и делов-то, – сказал писатель, чтобы что-нибудь сказать. Не мог же он никак не проявить себя в присутствии Веры.
Но далеко уйти они не успели. Едва вышли в коридор, как чуть не столкнулись с запыхавшейся от быстрой ходьбы Милой.
– Доктор Карачаров! – Она говорила с явным затруднением, тяжело ворочая языком, веки были полузакрыты – казалось, женщина вот-вот лишится сознания. – Я вас ищу, доктор...
– Уже нашли, – откликнулся Карачаров недовольно: еще одна помеха его работе возникла, и, конечно, в образе женщины. Недаром же он никогда не любил их!
(Это ему сейчас так казалось. Воображение физиков ничуть не уступает писательскому.)
– Я сейчас усну, доктор, – пришло время...
– Ну и – приятных снов. Мне некогда...
– С вами будут говорить... как их... Фокс. Нет, Функ. И Бром...ли. Бромли, да.
Карачарову показалось, что он ослышался. Что это была лишь звуковая галлюцинация.
– Вы сказали – Функ? И Бромли? Откуда вы о них знаете? Будут говорить? Как понимать это?..
– Через меня... Во сне...
– Черт знает что! Бред?
Истомин сообразил быстрее всех – потому что привык воображать неожиданное.
– В каюту ее! В любую – иначе она уснет тут, на полу...
Мила и в самом деле уже пошатывалась, открыть глаза у нее не было больше сил.
– Давайте ко мне! – тут же предложил Флор. – Вторая налево.
Подхватив под руки, Милу завели в каюту, уложили на кровать.
– Идиотизм какой-то... – все еще недоверчиво пробормотал Карачаров. – Черная магия просто, а не...
Он осекся – потому что заговорила Мила – совсем другим голосом, воркующим, нежным:
– Юрик – здравствуй еще раз...
И дальше – с перерывами:
– Доктор Карачаров здесь... Их нет, заняты... Да, да. Хорошо.
Продолжение последовало в другом ключе; она стала произносить слова отрешенным голосом, однотонно, как плохое говорящее устройство:
– Доктор Карачаров, я профессор доктор Функ. Здравствуйте!
Карачаров молчал, с полуоткрытым ртом, только быстро поматывал головой из стороны в сторону, и в движениях этих ясно читалось: этого не может быть потому, что не может быть никогда.
– Доктор, вы меня слышите?
– Да отвечайте же! – прошипел Истомин и больно ткнул физика локтем в бок.
– Я вас сейчас так ткну! – прорычал физик.
– Я вас сейчас так ткну! – повторила Мила с карачаровской интонацией. И – без паузы:
– Не понял вас, доктор. Повторяю: я – Функ. Рядом со мною – доктор Бромли, вы ведь его помните? Здравствуйте.
– Здравствуйте, доктор Функ, – отозвался наконец Карачаров. – Привет, Бромли. Рад вас слышать – если это действительно вы.
– У нас мало времени, доктор. Слушайте, запоминайте, если нужно – записывайте.
– Да, я слушаю, – ответил Карачаров, протянув руку в сторону, словно хирург, требующий нужный инструмент. – Писать! – Это он выговорил едва слышно, но Флор услышал и правильно понял; легкий щелчок дал понять, что запись включена. – Говорите, профессор.
– На вашем корабле находится сверхштатное устройство. Управляющий им компьютер...
– Мы только что нашли его.
Мила послушно воспроизвела карачаровскую реплику.
– Оно содержит программу... – тут же продолжила она.
– Она у нас!
– Карч, ты слышишь? Ни в коем случае не включайте ее, пока мы не объясним вам всего! Это Бромли, Карч! Ты понял?
Физик непроизвольно кивнул. Карч – именно так в давние времена называл его только Бромли, которому произнести полную фамилию казалось очень затруднительным.
– Понял, Бром.
– Хорошо. Слушайте дальше...
* * *
Нареву не впервые приходилось идти под конвоем. И точно так же не впервые – уходить от него. У конвоя не было опыта, а у путешественника – был, и немалый.
В узкую дверцу лифта, к которому его подвели, можно было проходить лишь поодиночке. Этим Нарев и воспользовался. Шагнул в проем первым и тут же, не оборачиваясь, с силой ударил ногой назад, зная, что не промахнется. Жалко было, конечно, детишек, но ничего – потом извинится. Да и эту игру они начали первыми.
Пока стоявший позади него Валентин с трудом разгибался, Нарев успел нажать на кнопку срочного подъема. Дверца закрылась рывком, кто-то, кажется, пытался помешать – получил по пальцам. Лифт помчался вверх, словно им выстрелили.
Остановилась кабина лишь на уровне Центрального поста. Вход туда был доступен лишь членам экипажа, и Нареву это было прекрасно известно. Знал он, однако, и то, что электроника корабельных замков была не бог весть какой сложной – рассчитывалась на чрезмерно любопытных пассажиров, не более. К тому же он не боялся оставлять следы, а потому просто вскрыл коробочку и замкнул нужные контакты лезвием перочинного ножика. Дверь сразу же сдалась.
Нарев вошел в пост. Он, собственно, не успел еще продумать – что и как предпримет дальше. Знал просто, что здесь, контролируя все системы жизнеобеспечения корабля, будет находиться в наибольшей безопасности и даже выдвигать свои условия. Он, правда, не знал еще – какие. Да это и не от него зависело, а от того – какими окажутся претензии к нему.
Легко определяясь в несложной топографии командного модуля, путешественник безошибочно нашел дверь в штурманскую рубку. Было известно, что именно там находится управление всей компьютерной сетью, а контролировать ее – означало держать руку на пульсе корабля. И хотя ему никогда не приходилось работать именно с такой системой, он не сомневался, что без особых трудностей справится и с нею.
Он полагал, что найдет рубку пустой: знал, что сюда даже хозяева этого модуля заходили в последние годы достаточно редко. Но предположение его не оправдалось: в рубке оказалось сразу трое. И среди них – ни одного члена экипажа: двое ребят, Семен и Атос, и еще кто-то третий, лежащий ничком на полу. Двое остальных стояли на коленях, склонились над ним так,