– Глаз плоховато работает.

– Наладится со временем. Новорожденные даже сосок перед носом не видят. Слыхал?

– Нет, не слыхал. Но в моем состоянии охотно верю.

Они надолго замолчали.

Наконец Тегол со вздохом произнес:

– Однако это все на свете меняет.

– Почему?

– Ты считался моим слугой. Как я могу теперь делать вид, что я – хозяин положения?

– Так же, как и раньше.

– Ха.

– Я могу стереть твою память.

– О чем?

– Шутник.

– Нет, я правда хочу знать…

– Ну-у… – Бугг потер подбородок. – Скажем, о событиях сегодняшнего дня.

– О том, что ты убил всех этих тисте эдур?

– Об этом – в первую очередь.

– И о том, что затащил меня под реку?

– Да.

– Но у тебя сухая одежда.

– Верно.

– И тебя зовут вовсе не Бугг.

– Глупо отпираться.

– Мне нравится это имя.

– Мне тоже.

– А каково настоящее?

– Маэль.

Тегол, хмурясь, посмотрел в лицо слуги и покачал головой.

– Оно тебе не подходит. Бугг лучше.

– Согласен.

– Раз ты смог убить всех этих воинов, вылечить меня, пройти сухим сквозь воду – ответь, почему ты не убил их всех? Не остановил вторжение?

– У меня есть на то причины.

– Хочешь увидеть, как Летер захватят? Ты нас не любишь?

– Летер? Не очень люблю. Вы называете свои естественные пороки добродетелями. Среди них наиболее отвратительна алчность. А также двуличное своекорыстие. Кто вам сказал, что конкуренция всегда и во всем – признак здорового общества? Вы что, без нее не можете себя уважать? Вы постоянно попираете тех, кто ниже вас, – думаете, это делает вас богаче? Любой памятник истории – какой бы король, император или воин ни приписывал его себе – по сути, есть свидетельство в пользу общинности, сотрудничества, коллектива, а не одиночки.

– Ага, – перебил Тегол, в знак отрицания сумев поднять палец, – но без короля, генерала или другого вождя памятника не построить.

– Просто вы, смертные, знаете только две крайности – либо подчиняться, либо управлять. И ничего более.

– Погоди-ка. Я видел в деле консорциумы и кооперативы, Бугг. Это же кошмар.

– Да-да, именно в них берут начало такие ваши достоинства, как жадность, зависть, двуличие и так далее. Потому что каждый стремится навязать свою собственную иерархию правителей и управляемых.

– Где же выход?

– Прости, не в тебе. И не в вашем роде в целом. Только не считайте себя виноватыми. Выхода пока еще никто не находил. Но кто знает, что произойдет в будущем.

– Тебе легко говорить.

– Вообще-то не очень. На протяжении многих поколений я наблюдаю одно и то же. Проще говоря, творится полный и бесповоротный бардак.

– Какой же ты после этого бог? Ведь ты бог, не так ли?

Слуга пожал плечами.

– Не делай поспешных выводов. Ни о чем. Никогда. Сохраняй остроту ума, друг мой, и ничего не принимай на веру. При этом не пугайся сложности.

– У меня тоже есть для тебя совет.

– Какой?

– Живи в полную силу.

Бугг раскрыл было рот для ответа, но промолчал и лишь сощурил глаза.

Тегол невинно улыбнулся.

Тут он вспомнил дневные события.

– Калас… Старый дурень.

– Скажи спасибо, что у тебя еще остались друзья, Тегол Беддикт.

– И бедняга-охранник, который закрыл меня своим телом от копья… С друзьями ясно, а что случилось с остальными? Шурк в порядке? Кубышка?

Бугг на миг задумался.

– Кажется, с ними все хорошо.

– Может, сходишь и проверишь наверняка?

Слуга глянул на него сверху вниз.

– Нет уж. Иногда я бываю крайне своенравен.

– Признаться, у меня есть еще один вопрос. Вот только как его задать…

Бугг смотрел на Тегола некоторое время и потом фыркнул.

– Ты понятия не имеешь, какая иногда одолевает скука тех, кто живет вечно.

– Ясно… но слугой?

Бугг, чуть помедля, покачал головой и встретился с Теголом взглядом.

– Наша связь доставляет мне бесконечную радость. В моей душе вновь пробудилось удовольствие бытия.

– Но слугой!..

Бугг глубоко вздохнул.

– Пожалуй, пора тебе забыть об этом дне, друг мой.

– Забыть? Что забыть?.. А пожрать здесь найдется?

Он шел по притихшему городу. Повсюду следы борьбы и трупы – в основном летерийских солдат. Зря они сопротивлялись. Любой разумный человек на их месте сразу бы сдался. Увы день выдался скудным на разумные, рациональные действия; сегодня торжествовало, текло невидимыми ручьями по улицам города безумие.

Фир Сэнгар все еще помнил, куда несли его ноги. Всю жизнь он выполнял одну-единственную, четко определенную миссию – превращать сородичей в воинов. А когда возникала нужда – вести их в бой. Трагические события не омрачали его юность, он шагал к зрелости уверенно, не спотыкаясь.

Ему не приходилось чувствовать себя одиноким. В смысле – бояться одиночества. Когда надо, он действовал в одиночку, а выполнив задачу, возвращался к племени. У него имелись братья: Трулл, Бинадас, Рулад. Трулл – самый близкий. Непревзойденный в искусстве владения копьем, но напрочь лишенный желания проливать чужую кровь, в то время как эдур – Фир это хорошо знал – были просто одержимы кровопролитием. Жажда убийства губила на корню дисциплину, превращала отлично подготовленного бойца в дикаря, бешено размахивающего орудием смерти. Эдур убивали хладнокровно, со странным спокойствием, молча, в то время как у других народов проявления агрессии сопровождались криками или завываниями. Это странное отличие почему-то очень тревожило Фира Сэнгара.

А еще он не мог забыть поборника летерийского короля. Его имя осталось неизвестным. Надо обязательно узнать, как его зовут.

Фир и сам прекрасно владел мечом, считался одним из лучших фехтовальщиков среди тисте эдур. Он попросту принимал это как данное – без зазнайства, но и без напускной скромности. Если бы ему пришлось противостоять поборнику у трона, он продержался бы дольше императора. Намного дольше и при случае мог преподнести летерийцу пару сюрпризов. Однако у Фира не было никаких иллюзий насчет того, кто в конце концов победил бы в схватке.

Ему хотелось плакать. О поборнике. О короле. О Руладе, которого он подвел в очередной раз. О Трулле, брошенном им перед страшным решением, какие не следовало принимать простому воину.