Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Без обид, – прошептал Каладин, – но я скорее стану флиртовать с ущельным демоном, чем… – Он предоставил Шуту управлять каретой, а сам забрался внутрь.
Увидев его, Адолин возвел глаза к небесам.
– Да ты издеваешься!..
– Работа такая, – сказал капитан, усаживаясь рядом с ним.
– Я ведь здесь точно в безопасности, – заметил принц сквозь зубы, – с моей нареченной.
– Ну, значит, мне просто захотелось подыскать себе местечко поудобнее, – сказал Каладин, кивая Шаллан Давар.
Она не обратила на него внимания и, когда карета тронулась, одарила Адолина улыбкой.
– Куда мы сегодня направляемся?
– Вы говорили про ужин, – напомнил Адолин. – На Внешнем рынке есть новое питейное заведение, и еду там тоже подают.
– Вы знаете все лучшие места. – Улыбка Шаллан стала шире.
«Ну кто же льстит так грубо, женщина?» – подумал Каладин.
Адолин ответил ей улыбкой:
– Я просто слушаю, что болтают другие.
– Вот если бы вы уделяли больше внимания тому, как выбрать хорошее вино…
– И не подумаю, потому что это легко. Они все хороши.
Девушка хихикнула.
Буря свидетельница, до чего же светлоглазые утомительны. Особенно когда увлечены ухаживанием друг за дружкой. Их беседа продолжалась, и Каладин счел абсолютно очевидным тот факт, что эта женщина отчаянно нуждалась в отношениях с Адолином. Что ж, ничего удивительного. Светлоглазые всегда искали возможности продвинуться вперед – или ударить соперника в спину, в зависимости от настроения. Его работа заключалась в том, чтобы разобраться, не авантюристка ли Шаллан Давар. Хотя каждый светлоглазый – авантюрист. Ему нужно было лишь выяснить, является ли она авантюристкой-охотницей за состоянием или авантюристкой – наемной убийцей.
Они продолжали пикироваться, но Шаллан плавно вернула разговор к планам на день.
– Заметьте, я не возражаю против очередного питейного заведения, – сказала она, – вместе с тем спрашиваю себя: нет ли в этом выборе толики предсказуемости?
– Знаю, – согласился Адолин. – Но тут, клянусь бурей, маловато других развлечений. Ни концертов, ни выставок искусства, ни соревнований скульпторов.
«Так вот на что вы время тратите? – изумился Каладин. – Убереги Всемогущий от того дня, когда вам не удастся поглядеть на соревнование скульпторов!»
– Есть зверинец, – тотчас же предложила Шаллан. – На Внешнем рынке.
– Зверинец, – повторил Адолин. – Разве это не слишком… приземленно?
– Ох, я вас умоляю. Мы можем поглядеть на животных, а вы расскажете, кого вам удалось храбро прикончить во время охоты. Это будет весьма увлекательно. – Она замялась, и Каладину показалось, что он увидел нечто в ее глазах. Вспышку чего-то, спрятанного глубже. Боль? Тревога? – А мне не помешает развлечься, – прибавила Шаллан чуть тише.
– Вообще-то, я презираю охоту, – признался Адолин, ничего не заметив. – В ней нет подлинного соревнования. – Он посмотрел на девушку, которая нацепила улыбку и нетерпеливо закивала. – Что ж, перемена может оказаться приятной. Хорошо, я велю Шуту отвезти нас туда. Надеюсь, он так и сделает, а не направит карету в пропасть, чтобы посмеяться над тем, как мы вопим от ужаса.
Принц повернулся, чтобы открыть небольшую скользящую заслонку, за которой располагалось высокое сиденье кучера, и отдал приказ. Каладин наблюдал, как Шаллан откинулась на спинку сиденья с удовлетворенной улыбкой. У нее имелся скрытый мотив для посещения зверинца. Какой же?
Адолин выпрямился и спросил, как прошел ее день. Каладин слушал вполуха, изучая девушку и пытаясь понять, нет ли на ее теле спрятанных ножей. Она покраснела в ответ на какие-то слова принца, потом рассмеялась. Адолин не очень-то нравился Каладину, но, по крайней мере, принц был честным. Он унаследовал отцовскую искренность и с Кэлом всегда был откровенным. Высокомерным и избалованным, но откровенным.
С этой девицей все обстояло иначе. Ее поступки были просчитанными: как она смеялась, как подбирала слова. Веденка хихикала и краснела, но ее глаза все время глядели проницательно, наблюдали. Прямо настоящий образчик той стороны культуры светлоглазых, от которой его тошнило.
«Ты просто не в настроении», – признался он самому себе в глубине души. Такое случалось, чаще в те дни, когда небо затягивали тучи. Но неужели им действительно нужно было вести себя так нарочито и тошнотворно весело?
Он исподволь наблюдал за Шаллан, пока они ехали, и в конце концов решил, что переборщил с подозрениями. Девушка не представляла непосредственной угрозы для Адолина. Он невольно погрузился в воспоминания о ночи в ущельях. Полеты верхом на ветрах, буресвет, клубящийся внутри его. Свобода.
Нет, не просто свобода. Цель.
«У тебя уже есть цель, – подумал Каладин, усилием воли возвращая себя к текущему моменту. – Охраняй Адолина». Это была идеальная работа для солдата, о которой другие мечтали. Отличное жалованье, собственное отделение, важное поручение. Командир, на которого можно положиться. Безупречно. Однако эти ветра…
– Ох! – воскликнула Шаллан и принялась копаться в своей сумке. – Адолин, я принесла эти записи для вас. – Она поколебалась, глядя на Каладина.
– Ему можно доверять, – сказал принц немного ворчливо. – Он дважды спас мне жизнь, и отец позволяет ему стеречь нас даже во время самых важных собраний.
Шаллан вытащила несколько листов бумаги с заметками, написанными небрежным женским почерком.
– Восемнадцать лет назад великий князь Йенев был серьезной силой в Алеткаре, одним из самых могущественных великих князей, которые противостояли объединительной кампании короля Гавилара. Йенев не пал в бою. Он был убит на дуэли. Садеасом!
Адолин кивнул и нетерпеливо подался вперед.
– Эти записи о событиях сделала сама светлость Йалай, – продолжила Шаллан. – «Свержение Йенева было действием вдохновенной простоты. Мой супруг поговорил с Гавиларом о Праве вызова и Королевском даре – древних традициях, о которых большинство светлоглазых слышали, но к настоящему моменту забыли. Поскольку эти традиции обладали некоей связью с былым Алеткаром, вспомнив о них, мы подтвердили свое право на трон. Событие было феерией мощи и славы, и сначала супруг мой сразился на дуэли с другим человеком».
– Чем-чем мощи и славы? – спросил Каладин.
Оба посмотрели на него так, словно удивились, что он умеет говорить. «Все время забываете, что я здесь, верно? – подумал Каладин. – Вы предпочитаете игнорировать темноглазых».
– «Феерией мощи и славы», – повторил Адолин. – Это такой модный способ говорить о турнирах. Они были в те времена популярны. Благодаря им великие князья, которых угораздило заключить друг с другом мир, могли похваляться своей силой.
– Нам нужно придумать, как Адолину вызвать Садеаса на дуэль или, по крайней мере, испортить ему репутацию, – объяснила Шаллан. – Размышляя об этом, я вспомнила ссылку на дуэль Йенева в биографии старого короля, написанной Ясной.