рационально скроенная схема отношений, всё более абстрагирующихся от реальных фактов.

8. Фальсифицированность как принцип предполагает необходимость создавать фальсифицированные теории с целью их обсуждения как факта науки.

9. Номинализм проявляется в работе с терминами (даже понятие «истины» выведено номиналистически).

10. Интерпретация предпочитается всюду, где оперируют «частными фактами».

Так в согласованных отношениях здравого рассудка, столь импонируемого британцу, создается «третий мир» сущностей, целиком зависящий от воли созидающего его царя природы.

8. Терминология

Усиление степеней отвлеченности в познании сущностей (до абстрактности: идеи, категории, понятия) знаменовало всё большее отчуждение от вещи (вещь – предмет – объект) и сопровождалось семантическим насыщением словесного знака, точнее – превращением и знака – в слово. Это может быть описано как процесс приращения смысла, уже неподвластного воле субъекта, поскольку и сам субъект теперь не просто лицо, органично входящее в мир вещей. И даже не личность, способная выбирать среди многих, отвлеченных от вещи, признаков, но уже именно субъект, противопоставленный объекту в холодной абстракции новых понятий о мире.

К концу XIX века, по-видимому, уже сложилось понятийное поле сознания современного человека, принципиально новые отношения, в которые вступала исследовательская мысль. Прежние постулаты (высказанные, например, Лейбницем) казались изжитыми; научные исследования требовали новых. Они появились (Рассел 1957: 523 сл.). Но странным образом все они оказываются теми же самыми постулатами, хотя и развитыми в соответствии с развитием науки и сформулированными по-новому, в других терминах: постулаты квазипостоянства, независимых причин, пространственно-временной непрерывности и структуры.

У славян философская терминология, в основном, известна со времен Иоанна Экзарха (X век), но постоянно переосмыслялась под влиянием немецкой философии, особенно близкой русской философской мысли. В этом отличие от западных философских течений: у нас идеи формулировались в тех же формах; на Западе те же идеи, фактически не претерпевая существенных изменений, формулировались в новых формах.

Существующие на этот счет исследования грешат тем, что идеи немецких философов они напрямую связывают со значениями русских слов, говорят о калькировании немецких терминов, вплоть до самых важных, таких как бытие = Sein, действительность = Wirklichkeit, жизнь = Leben, причина = Ursache, качество = Qualität, добро и зло = Wohl und Übel и пр. (Клиншова 1994: 17). Всё это вряд ли верно; исследования Г.С. Батищева (1997) показали, насколько искажены в переводах даже классические тексты Карла Маркса. Русская философская мысль в творческих своих проявлениях исключала влияние со стороны немецкой философии, в своем развитии шла своим путем, и термины, в том числе приведенные здесь, были достоянием собственной мысли.

Другое дело общность первоисточников – тут влияния возможны. Например, особое пристрастие русских философов к Николаю Кузанскому можно понять как органически присущую им связь с философией неоплатонизма в образе Ареопагитик. Ошибки современных историков науки в рассуждениях связаны с невниманием к слову. Русский термин есть создание русской мысли на путях постоянного вглубления символически образных форм в понятие, понимаемое как концепт (идея, Логос и пр.), «передавание истины в образах» у славянофилов сменилось фиксацией истины в понятиях.

9. Задача

Сегодня философы, обсуждая предмет философии на будущее, говорят о трех основных проблемах (Желнов 1981: 490 сл.):

1) отчуждение – опредмечивание – овнешнение, т.е. субстанцианально-вещное, данное в отношении к ВЕЩИ;

2) проблема попперовского «третьего мира», т.е. субстанциально-духовное, данное в отношении к ИДЕЕ;

3) проблема философии языка, т.е. субстанциально-духовно-вещное, данное в отношении к СЛОВУ.

Таким образом, уровень современной философии таков, что все три элемента «семантического треугольника» стали как бы центральными категориями на уровне ноумена, существуют в подсознании, но философски уже обозначены как именно сущности. Все три направления представлены в современной западной философии, но не адекватно отражены в отечественной. К приведенным пунктам необходимы пояснения.

К первому пункту.

Отчуждение – присвоение: «вещи взбесились», субъективное оборачивается объективным. Человека отчуждают в чуждый ему мир вещей и вещных отношений, что есть новая несвобода (см. суждения Батищева (1997) на этот счет). Овнешнение есть отчуждающее опредмечивание (Желнов (1981) ссылается также на идею отчужденного труда у раннего Маркса в работе 1844 г.).

Ко второму пункту.

Парадокс: механицизму Поппера противостоит историцизм, с которым тот борется –

а) физический мир,

б) психический мир и

в) «мир объективного знания (не познания вовсе! – В.К.)»,

всё развивается по своим объективным законам независимо от человеческой воли («без знающего субъекта»).

«Самость человека укоренена в третьем мире»

(Поппер близок к эссенциализму, полагает Желнов, т.е. реализму! Еще один парадокс неономинализма: объективно он диалектичен!); Нарский все три «мира» объединяет в один. Позиция Поппера – постоянная борьба между феноменологическим эмпиризмом и романтическим продолжением Милля. Возможно, из этих трех миров Ю.С. Степанов (1985) и создает «три философии языка»: философия имени – философия предиката и философия эго-слов.

К третьему пункту.

Тут несколько направлений, очень влиятельных сегодня на Западе.

1. Лингвистическая философия (аналитическая философия) в Англии и другие прагматически-постпозитивистские течения (эмпиристы-механисты-физикалисты, методисты, «таксономисты» и пр.), для которых характерен «строгий» лингвистический метод (формы историзма и пр.), дескриптивизм Соссюра и пр., и противоположные им (в США) рационалисты (менталисты, генеративисты и пр.), работающие на основе гипотетико-дедуктивных моделей развития знания (Фейерабенд 1986; Хомский 1996).

2. Феноменологически-экзистенциальные в русле неогумбольдтианства (язык определяет мир человека, национальные языки несводимы друг к другу, что ограничивает познавательные возможности человека и отражается во всей логике мышления отдельных наций).

«Язык – родной дом бытия» (Хайдеггер);

шеллингианская идея как вершина классической немецкой философии; философская герменевтика (Гадамер 1988) возвращает гегелевскую диалектику, и т.п.

3. Культурно-антропологические направления (в русле идей Гердера 1977).

4. Религиозно-философские течения (основанные на истолковании божественного Слова).

·

Внимательный читатель отметит, что изложение русской философии ведется здесь на фоне немецкой, именно немецкая философия стала направляющей силой для русского ума, богатого собственными представлениями о Сущем. В конфронтации с немецкой философией и кристаллизовалась русская философия.

Остальные национальные философии оставлены в стороне, отчасти как принципиально чуждые русской мысли. Так, американская философия слишком «вещественна»; квалифицированный разбор ее представлен в не утратившей информационной силы книге (Hill 1961). О современных взглядах американских философствующих лингвистов можно судить по спорным трудам Ноама Хомского. Защищая свой вариант универсальной грамматики «общечеловеческого языка», Хомский возвращает нас к Декарту и его дуализму; не среда, а биологическая наследственность определяет развитие сознания человека, в том числе его способности получать знания. В отличие от французского философа, который говорил о врожденных идеях, Хомский толкует о врожденных способностях знать эти идеи (Хомский 1996: 182). Это как-то примиряет с путаным дуализмом автора, обогащенным гегелевской диалектикой («лягушка не видит дохлой мухи – только в движении» (там же: 178)).

Мы, полагает Хомский, просто постигаем мир