Так вице-король объявил, что индусы получат независимость 15 августа 1947 г. Время изменили на полночь более благоприятного 14 августа, чтобы удовлетворить астрологов (те боялись дурного соединения Сатурна, Юпитера и Венеры). Это было такое же историческое отступление, как у Гонория, декадентского императора, любящего «кормить домашнюю птицу»[2369], который санкционировал независимость Британии и Арморики. Событие должным образом приветствовали в стихах того времени:

Британское владычество, для создания которого потребовалось двести лет, должно было оказаться разобранным за семьдесят три дня.

Маунтбаттен сказал, что скорость необходима для спасения Индии от «полного развала»[2371]. Но в действительности она помогла ускорить катастрофу. Вице-король пообещал душить проблемы в зародыше[2372]. Он при необходимости хотел использовать танки и самолеты для обеспечения «полного и безжалостного подавления»[2373] любого насилия между группами.

При сложившихся обстоятельствах сама неизбежность независимости Индии дала повод избежать эффективных действий. Хотя Маунтбаттена предупреждали, что сикхи планируют яростную месть за бойни, которые у них устроили мусульмане, он отправил всего 23 000 человек в виде пограничного подразделения в Пенджаб. Естественно, миссия провалилась и не смогла сохранить мир на территории, превышающей Ирландию, и с населением в пятнадцать миллионов человек.

Британские чиновники, готовые к внезапному отъезду, утратили последние остатки власти. Как писал один из них, «гражданская администрация была к этому времени полностью парализована, и я знал, что бессмысленно пытаться ее восстановить от имени умирающего британского владычества»[2374]. Как позднее сказал Исмей, «песок высыпался из куклы час за часом»[2375].

Маунтбаттен потратил много времени на церемониальные аспекты передачи власти, хотя его подчиненные сосредоточились на сложностях раздела активов (грубо говоря, в пропорции четыре к одному) между Индией и Пакистаном. Требовалось разделить все — от подвижных составов на железных дорогах до книг в библиотеках, от оружия в арсеналах до мебели в офисах, от слитков в сейфах до сумасшедших в сумасшедших домах. Армия, военно-морской флот и военно-воздушные силы также разделялись. Княжества приходилось заставлять угрозами или убеждениями согласиться на привилегированные условия в одной или другой стране.

И снова Маунтбаттен продемонстрировал свою силу убеждения, аннулируя с королевской небрежностью обязательства перед феодальным порядком, который являлся британской «последней надеждой в Индии»[2376] после восстания сипаев. Как сказал один чиновник индийской гражданской службы, наместник короля побуждал князей «подписать то, что оказалось их собственными смертными приговорами, заверяя, будто это даст им лучший шанс на выживание»[2377]. Он провалился в Хайдарабаде (который Индия захватила в 1948 г.) и Кашмире, чей индуистский правитель вскоре забрал своих (по большей части, мусульманских) подданных в Индию. Это место является ареной ожесточенного конфликта до сегодняшнего дня.

Маунтбаттена очень обидел отказ Джинны позволить ему стать генерал-губернатором Пакистана (чтобы это соответствовало посту, который он станет занимать в свободной Индии). Как кажется, вице-король внес тайный личный вклад в разлад. В ответ на беспокойство Неру, Маунтбаттен, очевидно, надавил на сэра Сирила Радклиффа и его приграничную комиссию, чтобы она передала Индии ключевые регионы с мусульманским большинством в Пенджабе — в частности район, Ферозепура и Гурдаспура, который является коридором в Кашмир.

Опасаясь бойкота празднования независимости, часа его славы, Маунтбаттен откладывал объявление частностей железной хирургии Радклиффа до следующего дня.

Инаугурация Пакистана стала поразительно тихим событием. Вокруг новой столицы, Карачи, шумного и быстро растущего города между пустыней и океаном, разрослась экзема из временных жилищ, хижин с красными крышами, лачуг песочного цвета и белых шатров. В воздухе витало напряжение, поскольку, как сообщалось, сикхи планировали убить Джинну (возможно, во время продвижения процессии). Лидер должен был ехать вместе с вице-королем в открытой машине. Но никакие бомбы не бросали, а церемонии были неудавшимся развлечением, их приняли с «всеобщей апатией»[2378].

Маунтбаттен все еще считал Джинну, который теперь страшно похудел, так как умирал от рака, «случаем психопатии»[2379]. Более того, последний вице-король жаловался, что ему требуется присутствовать на приеме, где будут присутствовать 1 500 ведущих граждан Пакистана, «включая несколько людей очень странного вида, заросших волосами».

В отличие от этого, празднования в Дели стали для него «самым памятным и вдохновляющим днем моей жизни»[2380]. С импровизированной высокопарностью, которая была для него так естественна, Неру начал читать по радио свое знаменитое заявление: «Много лет назад мы встретили свою судьбу, а теперь наступает время, когда мы выполним обязательства — не полностью и не в полной мере, но в очень существенной степени. Когда пробьет полночь, пока мир спит, Индия проснется к жизни и свободе. Наступает момент, который редко приходит в истории, когда мы уходим от старого к новому, когда заканчивается эпоха, когда душа нации, долго подавлявшаяся, находит выход»[2381].