следовало у тебя работать. Нам нужно было это предвидеть. Предвидеть, что случится нечто невероятное. Я ведь тебе уже говорил сегодня днем… Даже в запальчивости ты не имеешь права бросаться столь безумными обвинениями.

Данди-старший подошел к окну и встал спиной к остальным.

– Уж больно вы оба вспыльчивы, – заметил Брагер. – В отличие от меня. За тридцать лет я ни разу не вышел из себя. Единственное, что я могу сделать, чтобы сохранить лицо, – это уволиться.

В комнате повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь звуками ночного оркестра за окном, которых сейчас никто не слышал.

Наконец Данди повернулся лицом к собеседникам.

– С фактами не поспоришь, – отрезал он.

– Только не в науке, – покачал головой Брагер. – Факт есть явление, установленное с помощью несовершенного инструмента.

– Вздор! Звукозапись может быть несовершенной, но она не может лгать. В отличие от тебя, или моего сына, или вас обоих. Я слышал ту самую запись и явственно слышал голос своей жены. И это факт.

Брагер поджал губы:

– Я не собираюсь выходить из себя. Повторяю еще раз. Мне ничего не известно о той записи. Возможно, твой сын действительно лжет. Тут я ничего сказать не могу. Ради матери мальчик способен на многое. Но, Дик, постарайся рассуждать здраво. Я ведь нахожусь совсем в другом положении. Мне-то какой резон ее покрывать?

– Точно не знаю, но догадываюсь. Я как-то раз слышал твой разговор с моей женой.

– Ну и что с того? Я часто говорил с твоей женой.

– Я в курсе. Тем не менее в тот раз ты не подозревал о моем присутствии. Я подслушал ваш разговор, поскольку это было забавно. Короче, тогда я нашел это забавным. И даже не разозлился. Я никогда не злился. Если другие мужчины считают мою жену привлекательной и желанной, какой смысл злиться?! Но если ты спросишь меня, зачем тебе ее покрывать или даже строить козни за моей спиной, я скажу зачем. Герман, хочу тебя прямо спросить: что ты собираешься делать?

Однако ответил ему не Бергер, а Росс. Парень двинулся к двери и, уже взявшись за дверную ручку, повернулся к отцу:

– С меня хватит. Я ухожу.

– Ты останешься здесь, пока мы не уладим наши проблемы.

– Нет. Я ухожу. Все, разговор закончен. – У Росса заходили желваки на скулах, он стиснул зубы и процедил: – Я промолчал сегодня днем, но скажу прямо сейчас. Ты мой отец. Я знаю тебя всю свою жизнь. Так вот, думаю, ты просто хочешь избавиться от моей мамы. По-моему, та запись – подделка, и ты ее автор. Заметь, я вовсе не собирался это говорить! – И он вышел, закрыв за собой дверь.

Данди-старший ринулся было к выходу, но Брагер с несвойственной ему прытью схватил его за руку:

– Дик, оставь! Позволь мальчику уйти и немного остыть.

Россу таки удалось остыть, если не морально, то, по крайней мере, физически. На открытом воздухе было довольно прохладно, и Росс зябко поежился, задержавшись на мостике через ручей посреди темного леса. Казалось, парень захотел прислушаться к журчанию воды, но на самом деле ему сейчас было не до звуков природы. Он думал о родителях. Между ним и матерью всегда существовала очень сильная эмоциональная связь. Росс это осознавал и считал естественным, но ситуация требовала от него напряжения всех сил и ясности мышления, хотя было не совсем понятно, какая польза от дальнейшего анализа фактов. За последние несколько дней он уже рассмотрел все возможные варианты. Ну а кроме того, он просто физически не мог сосредоточиться, поскольку мысленно был совсем в другом месте.

Она любила этот ручей. Он снова услышал журчание воды.

Сейчас она, должно быть, или лежит с открытыми глазами на кровати, или сидит на стуле, или мерит шагами комнату, думая о погибшей сестре.

Росс пошел дальше через лес, пересек лужайку перед домом и внезапно обнаружил, что ошибся в своих предположениях. Хизер сидела в кресле на боковой террасе, буквально в десяти футах от того места, где на полу были обозначены контуры тела ее сестры. Меловые линии явственно выделялись в ночи.

Резко изменив направление, Росс подошел к ней. Хизер повернула голову в его сторону, затем молча отвернулась.

– Я хочу с тобой поговорить, – сказал Росс.

Она не ответила.

Он поставил стул справа от нее и сел. Ее лицо в профиль трудно было разглядеть в тусклом свете звезд, но Росс различал знакомые черты.

– Нет ли поблизости кого-нибудь из этих парней?

– Навряд ли. – Она поерзала на месте и снова затихла. – В доме, по крайней мере, их нет. И все машины уехали.

– Полагаю, сейчас вся полиция его ищет. Даже не знаю, что и думать, так как не представляю, что сейчас чувствуешь ты. Конечно, если он действительно сотворил такое… с твоей сестрой…

– Он этого не делал…

Росс удивленно уставился на девушку.

– Тогда кто, если не он?! – воскликнул он и, смешавшись, поспешно добавил: – Прости. По-моему, все ясно как день. В доме ведь, кроме него, никого не было… Разве нет?

– Ты тоже был здесь. А еще твой отец и миссис Пауэлл.

У Росса глаза полезли на лоб.

– Ради всего святого! Вот уж не ожидал от тебя подобной глупости! Я? Мой отец?

– Я часто веду себя глупо. Ты спросил, кто еще был в доме, и я ответила. Ты находился у себя наверху, когда миссис Пауэлл отправилась в деревню за покупками, а она отсутствовала более часа. Кто угодно мог попасть сюда с большой дороги.

– Господи помилуй… – ошарашенно начал Росс.

– Все. Я не желаю об этом говорить, – заявила Хизер. – Не желаю даже думать об этом. У меня голова идет кругом.

– Прости за то, что назвал тебя глупой. У меня дурная привычка…

– Ничего страшного. Я и в самом деле очень глупая. Как ты однажды заметил.

– Я такого не говорил.

– Ах, оставь! Ты именно так и сказал.

– Неправда. Это несправедливо. Всего лишь общие слова относительно дилетантов, обсуждающих научные методы.

– Ладно. Проехали. Я давным-давно все забыла.

Росс открыл было рот и тут же закрыл его, так и не проронив ни слова. Подобная непоследовательность действий ознаменовала собой конец одной эпохи и начало другой. То была решительная победа физического над умственным. Физическое состояло из частиц плоти и костей весом сто девятнадцать фунтов, отличающихся от других частиц не химическим составом, а далеко не научным названием «Хизер Глэдд». Молодым людям свойственно жертвовать логикой, что Росс охотно и сделал. Причина, по которой он собрался открыть рот, была очень веской: женская непоследовательность. Хизер вспомнила некогда