следствия была и остается приверженной идее формирования структуры досудебного производства на основе поэтапного перехода от доследственной проверки к первоначальному, а затем к последующему этапу расследования. Будучи в значительной части заимствована из донаучной криминалистики, эта структура по сути дела явилась прообразом той самой структуры, которую в 1832 году легализовал Свод Законов Российской Империи, разделив следствие на предварительное и формальное. Это деление и сегодня подсказывает нам путь реформирования досудебных стадий российского уголовного процесса, будучи, как выясняется, заслугой не столько законодателей, сколько донаучной криминалистики. Поскольку и то, и другое было освоено практикой задолго до издания и «Краткого изображения процессов…», и Свода законов Российской Империи.

Идея делить следствие на две стадии: предварительное (розыск) и формальное (доказывание) родилась, как выясняется еще в «древности». Со ссылкой на книгу немецкого автора Бинера, изданную в 1827 году в Лейпциге, и посвященную истории следственного производства, В. А.Линовский писал: «Древний взгляд юристов на inquisitiongeneralis (переводится как «предварительное следствие» — АЭ) постепенно изменяется так, что оно, имевшее сперва предметом исследование, когда не было известно преступление или когда хотя бы было известно преступление, но не было известно лицо преступника, переменилось в следствие предуготовительное, служащее введением дляinquisitionspecialis (в переводе — «формальное следствие» — АЭ). Так что inquisitiongeneralis (предварительное следствие) есть совокупность всех материалов, которые служат к тому, чтоб иметь возможность судить о том, должно ли и можно ли известное лицо по причине известного действия, поставить в состояние обвинения».[1221]

Иными словами, структура предварительного следствия с древних времен включала в себя, во-первых, меры, позволяющие убедиться в преступном характере расследуемого события, и, во-вторых, действия по сбору материала, достаточного для предъявления обвинения конкретному лицу.

Именно так и в той же последовательности отечественными криминалистами формулировались задачи досудебного производства, получившие отражение в структуре частной криминалистической методики. Например, советский ученый-криминалист Б. Л.Зотов говорил: «… всегда следует вначале установить, существовал ли в действительности самый факт и, если существовал, то каков его характер с точки зрения уголовного закона… Вторым основным обстоятельством, которое необходимо исследовать, является установление субъекта преступления».[1222]

Аналогично строится и современная структура частной криминалистической методики расследования, в которой выделены те же задачи для последовательного их решения во время доследственной проверки и на первоначальном этапе расследования.[1223]

Читая далее сочинение В. А.Линовского, находим у него, помимо описания сути формального следствия, для которого, согласно древнему взгляду юристов, предварительное следствие служило неким «введением», ещё и обозначение границы, разделяющей эти этапы досудебного производства.

«Формальное следствие, — говорится в книге В. А.Линовского, — inquisitionspecialis, есть совокупность всех действий следователя, которые направляются против известного лица, поставленного в состояние обвинения по причине известного преступления, чтобы иметь возможность окончательно решить, действительно ли и в каком виде и степени учинило оно рассматриваемое преступление и достойно ли оно наказания или напротив, это лицо должно быть освобождено от лежащего на нём подозрения».[1224]

Таким образом, не только сами стадии расследования преступлений — предварительное и формальное следствие, но и условная граница между ними были чётко обозначены задолго до своего законодательного закрепления в Своде Законов Российской Империи 1832 года. Таковой, кстати, она сохраняется и сегодня, но только в структуре частной криминалистической методики, предлагаемой современными авторами.[1225]

Многие советские процессуалисты, заимствуя эту идею у дореволюционного уголовного процесса, а фактически у «древних юристов» также выделяли два этапа расследования, разделенные появлением фигуры обвиняемого: первый с принятия следователем возбужденного уголовного дела к своему производству и до предъявления обвинения; и второй — от привлечения в качестве обвиняемого до окончания расследования.[1226] Тем не менее, о структуре досудебного производства с её делением на эти два этапа, и с тем же критерием их разграничения, как о процессуально обусловленной структуре можно было говорить весьма условно. Хотя бы потому, что в современном уголовно-процессуальном законе структура досудебного производства как была, так и остаётся сформированной не столько этапами предварительного расследования, сколько его формами: дознанием и предварительным следствием. И даже дознание, предшествующее следствию и проводимое в форме неотложных следственных действий, структурно остаётся весьма неопределенным. Ибо оно завершается не в связи с достижением целей и решением задач, стоящих перед расследованием на каждом его этапе, что отличает криминалистический этап от процессуальной формы, а в связи с истечением сроков или утратой производимыми следственными действиями качеств неотложности до наступления предельного срока. Притом, что критерии оценки неотложности следственных действий законом в принципе регламентированы быть не могут, поскольку невозможность откладывать их производство определяется не процедурными требованиями, а следственной ситуацией.

Таким образом, получается, что только в криминалистической методике и этапы расследования, и условная граница между ними сохраняют качества процедур, имеющих именно познавательные цели, без чего невозможно доказывание ни одного из обстоятельств преступления. Сегодня эти этапы представлены в криминалистической методике доследственной проверкой, первоначальным и последующим этапами расследования, из которых последние два также как предварительное и формальное следствие по законам Российской Империи ХIХ века разделены моментом появления в процессе обвиняемого.[1227]

Такому представлению о структуре предварительного следствия, сформировавшемуся в криминалистической науке, не стоит удивляться, поскольку, как верно заметил И. М.Лузгин, «подразделение расследования на эти два этапа соответствует… не только процессуальной регламентации расследования, но и его познавательной сущности».[1228]

И поэтому, что бы ни изобрели законодатели, принудительно внедряя свои новшества в структуру досудебного производства, исправить издержки их не всегда понятной, а бывает и неоправданной инициативы в этой части оказалась готова и способна только криминалистика. И, прежде всего, потому, что сегодня только криминалистика ставит перед собой цель создания средств познания истины в уголовном судопроизводстве, не ограничиваясь потребностями доказывания. И если досудебное производство, представленное в УПК дознанием и предварительным следствием, максимум на что способно, так это обеспечить законность установленной процедуры, то, придерживаясь криминалистической структуры частной методики расследования, можно добиться еще и достоверности полученных в процессе расследования данных об обстоятельствах дела, а значит, и гарантировать справедливость принимаемых по нему решений.

Поэтому научные рекомендации криминалистики, причем, не только предлагаемая наукой структура расследования, но и любые иные её разработки, если и могут, выражаясь словами профессора А.Александрова, превратиться в «хлам», то не тогда, когда процессуальный закон что-либо меняет в правилах досудебного производства, а когда законодатели делают