Два дня и две ночи специально нанятые фирмой Диллса люди обшаривали Вашингтон. Да, Бент действительно исчез, и никто не знал, где он. Мучаясь от пульсирующей боли в висках, Диллс сидел в своем кабинете за столом, заваленном срочными делами, и думал только о том жалованье, которого лишится, если потеряет след сына Старквезера. Что же ему делать? И можно ли еще что-то сделать?

– День был просто ужасным, – пожаловался Стэнли за ужином во вторник после Дня независимости. – Министр в бешенстве из-за бездействия Мида и из-за этой истории с Рэндольфом, в которой он винит меня.

– Я думала, ты сумел это уладить.

– Отчасти. Рэндольф не будет публиковать это. То есть его газета в Цинциннати не будет. Но Рэндольф снова ходит по улицам, и его синяки говорят сами за себя. К тому же сегодня днем плохих новостей еще прибавилось. Лоретта!

Он показал на свой пустой бокал. Изабель коснулась носовым платком верхней губы.

– Ты уже четыре выпил, Стэнли.

– Да, и хочу еще. Лоретта!

Горничная наполнила его бокал красным бордо, и Стэнли жадно проглотил сразу треть. Чтобы не видеть этого, Изабель прикрыла глаза ладонью. С ее мужем происходили очень странные перемены. Круг обязанностей на его работе и огромные суммы, копившиеся на их банковских счетах, похоже, становились для него непосильной ношей.

– А что еще не так? – спросила она.

– Кто-то из людей Бейкера побывал в Порт-Тобакко и узнал там, что мистер Дейтон, тот самый, который избил Рэндольфа, по-видимому, перебежал к врагам, после того как был изгнан из Вашингтона. Один Бог знает, какие сведения он мог прихватить с собой. Вся эта история легла позорным пятном на министерство. Никто публично не признает, что это мы управляем Бейкером, но все это знают. Вдобавок ко всему… – Он допил вино и снова махнул горничной; перед тем как наполнить бокал, та с тревогой взглянула на хозяйку. – Вдобавок ко всему с завтрашнего дня официально вступает в силу Указ о воинской повинности. Люди в ярости. Мы уже получили сообщения о протестах, о случаях насилия…

– Здесь?

– В основном в Нью-Йорке.

– Ну, милый, это же так далеко от нас… и ты всегда можешь положиться на свою удачу. Тебя вполне могли бы призвать – ты ведь еще достаточно молод, – если бы ты не служил в военном министерстве или был недостаточно богат для того, чтобы оплатить себе замену.

Стэнли отпил вина все с тем же угрюмым видом. Изабель отослала Лоретту из столовой и обошла длинный сверкающий стол. Встав за спиной мужа, она удержала его руку, когда Стэнли снова потянулся к бокалу, потом опустила длинный подбородок на его макушку и с необычной для нее нежностью погладила его пальцы.

– Несмотря на все твои проблемы, ты все равно удачлив, Стэнли. Мы должны быть благодарны за то, что конгресс включил в новый указ этот весьма мудрый пункт. Как говорится, войну развязывают богачи, но сражаются на ней бедные люди.

Слова жены не утешили Стэнли. Он мысленно перебирал в памяти все те перемены, которые случились в его жизни за последние пару лет. Прежде всего в нем развилось неудержимое пристрастие к крепким напиткам, а это может погубить карьеру любого мужчины. С другой стороны, если ты богат, можно не бояться потерять работу. Ему просто нужно чуть поменьше пить и продолжать продавать обувь тем жалким глупцам, которые умирают за лозунги по обе стороны фронта.

– Констанция? – (Лежа в постели рядом с Джорджем в эту душную ночь после Геттисберга, она что-то пробормотала, давая понять, что слушает.) – Что мне делать?

Она ждала и боялась этого вопроса уже много месяцев. Напряжение в голосе мужа слышалось еще за ужином, когда он поругался с их упрямым сыном. Уильям снова пропустил дневной урок танцев и убежал играть в бейсбол с какими-то парнями из Джорджтауна. И хотя Джордж и сам ставил эту игру выше кадрилей, в целях воспитания он должен был выбранить Уильяма. Это привело к ссоре, которая закончилась криками отца и угрюмым видом юного бунтаря.

– Ты говоришь о министерстве? – спросила она, хотя в этом едва ли была необходимость.

– Да. Не могу больше терпеть всю эту глупость и демагогию. Все эти деньги, которые делаются на смертях и страданиях. Слава Богу, я никак не связан с контрактами Стэнли. Я бы вбил их ему в глотку, чтобы он задохнулся.

У Констанции заболела левая грудь. В последнее время она часто испытывала боли – в ногах, в верхней части тела, в голове. Она считала, что причина тут самая простая – ее постоянные тревоги. Она тревожилась за детей, за своего отца в далекой Калифорнии и прибавляла в весе на фунт-другой каждый месяц. Но больше всего она тревожилась за Джорджа. Каждый вечер он приносил домой все свои проблемы и не мог забыть о них ни на минуту.

Труднее всего стало выносить упрямство Рипли. По меньшей мере раз в неделю Джордж приводил какие-нибудь новые примеры. Не так давно генерал Роузкранс, прослышав, что на складе артиллерийского управления есть скорострельные пулеметы Аджера, попросил прислать их для западного округа. Сначала Рипли не отправил вообще ни одного – ему по-прежнему не нравилась их конструкция. Позже, под давлением, он все же послал десяток, после чего Роузкранс написал Линкольну восторженный доклад. Президент велел Рипли вернуться к вопросу покупки таких пулеметов, однако тот и не подумал этого делать.

Констанция знала все преступления Рипли наизусть. Он продолжал отказываться от магазинных винтовок и казнозарядок, покупая их только для небольших снайперских отрядов. Пытался отменить уже заключенные контракты и писал «Не требуется» на всех предложениях от производителей.

– А между тем, – только вчера рассказал ей Джордж в бешенстве, – меньше чем через сорок восемь часов после того, как перебили парней бедняги Джорджа Пикетта, я прочел текст допроса одного пленного бунтовщика, который участвовал в сражении за Литл-Раунд-Топ. Так вот, по его словам, за двадцать минут с казнозарядными винтовками каждый из снайперов Бредана сделал по сто выстрелов. Бунтовщик сказал, что его командир думал, будто они с двумя полками столкнулись.

– А сколько их было на самом деле?

Джордж засмеялся:

– У Бредана одна сотня бойцов. И этот старый сукин сын все равно пишет «Отказать» или «Вынести на рассмотрение» на каждой просьбе об улучшении стрелкового вооружения.

В жалобах Джорджа не было ничего нового. Другое дело, что они стали звучать гораздо чаще и яростнее. Констанция заметила это с месяц назад, перед сдачей Виксберга, когда на его стол лег гневный доклад о плохом качестве снарядов Паррота. Изучив все документы, Джордж обнаружил, что эти снаряды были частью партии с завода боеприпасов в Буффало, образцы которой он забраковал после личной проверки. Все снаряды были испещрены дырами из-за дефектных отливок. Констанция хорошо помнила, как был взбешен Джордж, когда вернулся домой в тот вечер.

– Эти мерзавцы пытались замазать дыры мастикой под цвет металла!

На следующий день – новое потрясение.