выкатив моментально залившиеся слезами глаза и сжавшимся мышцами гортани попытавшись вытолкнуть пенис обратно. Впрочем, это привело лишь к жесткому сокращению констриктора горла и более плотному обхвату ствола между небом и языком, буквально заблокировавшим головку пениса. Через секунду рефлекторный рвотный порыв выкрутил мышцы обратно и приподнял глотку, облегчив его проникновение вглубь, а Хикари, ощутив, наконец, на языке аромат попки своей младшей сестры, вдруг сдавленно утробно заревела, потеряв над собой контроль и начав неистово сокращать все мышцы горла и теребить языком, ненароком заглатывая член все глубже и счищая с него всю грязь.

— Гх-хк!. Мнгх!!! — давясь, замычала через нос она, заметала обезумившими в истерике, округлившимися глазами по сторонам и задергалась, словно в припадке.

Синдзи пришлось теперь удерживать голову девушки двумя руками, охнув от неожиданно ярких ощущений трения о неукротимо бьющийся язычок, пытающий выдавить из себя член, и сжимающегося в спазмах горла, которое, чтобы не задохнуться и открыть доступ воздуха к трахее, наоборот, старалось проглотить член. Зубы Хикари заскреблись об ствол, но сил у нее было недостаточно для болезненного укуса, поэтому они лишь слегка царапали и оттягивали крайнюю плоть, лишь обостряя яркие ощущения, а через минуту слюны во рту накопилось достаточно, чтобы член с хлюпаньем и бульканьем, доносящимся изо рта, замесил внутри полости пену, очистившись целиком и начав заталкивать в пищевод взбившуюся пузырящуюся массу. Хикари издала глубокий рев со дна живота, захлебываясь от тошноты, из ее ноздрей и краешек губ потекла белая вспенившаяся вязкая жижа, надувая пузыри, а глаза в одной глубокой судороге закатились, потеряв всякую осмысленность.

И даже несмотря на не столь сильные и плотные фрикции во рту, затрясшийся от возбуждения Синдзи уже готов был кончить при виде разбиваемой, утопающей в слюне и слезах, рвущейся в агонии девушки, так что он плотнее обхватил ее голову и забил членом между ее губ, как вдруг краем глаза заметил то, что неожиданно заставило его замедлиться. Позади него Макс, чья эрекция, судя по всему, так и не спала, засеменил вокруг все еще вздымающейся попой кверху Нозоми, тычась носом между ее ног, фыркая и все учащеннее дыша.

А потом пес вдруг подскочил, опустил лапы на ее спину и, привстав, пристроился сзади, начав с огромной скоростью бить тазом по бедрам девочки. Та разразилась новой волной дрожи и ослабшим голосом, едва сдерживая плач, испуганно заверещала:

— Макс!.. Перестань, прошу! Нет… Хватит!.. Не надо!

Хотя его крупный, налившийся кровью член лишь елозил по коже и забивался между туго сведенными бедрами, оставляя клейкие разводы и изредка проскальзывая по киске, но так и не попадая в крошечную щелочку влагалища.

— Хо-хо, — растянулся в улыбке Синдзи. — Очень интересно.

Завороженный зрелищем беспомощно скулящей девочки под напором придавившего ее к полу пса, он оставил в покое Хикари, которая, почувствовав, что рот, наконец, освободился, исторгла из себя пенную массу и разошлась сдавленным кашлем, и подошел к Нозоми.

— Макс, стоять.

Пес, как ни странно, подчинился, развернув в его сторону голову и благодатно растянув губы в отдышке, орошая слюной со свесившегося языка голову беспомощно подергивающейся девочки.

— Нравятся лолята, да? — Синдзи потрепал бока собаки, проверяя, крепко ли та держится. — Хороший мальчик, просто умничка. Я вроде как обещал не трогать девственность сестренки, но о тебе ведь речи не шло?

Он подмигнул Кодаме, которая еще не до конца пришла в себя, но, судя по потемневшим глазам с осадком громадного страха на дне, уже что-то начала осознавать.

— Ладно, я просто подтолкну. Если тебе так нравится девчушка, ты и сам справишься, в противном случае ей сегодня повезет с невинностью. Правда, Макс?

Пес радостно гавкнул в ответ, а Нозоми, запищав и задергав плечами, проскулила:

— Пожалуйста, умоляю, отпустите меня… Не надо, прошу, умоляю, не надо, не надо, прошу вас… У меня все болит, я не вынесу еще один раз… я не смогу больше…

Но Синдзи, игнорируя жалобные мольбы девочки, запустил руку под живот псу, нащупал основание его члена и направил ствол к киске девочки, просто приложив его плоский широкий кончик к гладким пухлым половинкам раздувшихся внешних губ.

— Ну, Макс, все зависит от тебя. Либо слезай, либо рви.

И собака, на мгновение застыв вдруг сделавшимся серьезным взглядом на глазах Синдзи, будто увидев в них нечто величественное, достойное называться одной стаей, уже без всякой игривости рыкнул, склонился обратно к голове девочки, сомкнув зубы на ее шее, и с чудовищной силой одним рывком вогнал толстый напряженный член в ее киску.

— ГХ-Я-Я-Я-Я-Я-А-А!!! — взревела мгновенно сорвавшимся от боли и ужаса голосом Нозоми, едва не сокрушив разум в лавине чудовищных ощущений между ног и в животе, но ее вопль тут же потух, когда собака, за долю секунды проникнув во всю глубину киски и беспрепятственно распоров девственную плеву, развела плоть из узенького коридорчика в широкий и гладкий, пылающий от напряжения и боли туннель, а затем вырвала член обратно с порцией крови и вновь вогнала внутрь, забив им в ее нежном и еще не до конца созревшем лоне.

Под неукротимыми ударами бедер Макса, с какой-то нечеловеческой, звериной скоростью вонзающего лишь все крепчающий и увеличивающийся пенис во влагалище девочки, не успевающее под ударами сужаться и захлопываться, из покрасневшего отверстия стали выплескиваться порции крови, пачкая шерсть пса и разливаясь алыми ручейками по бедрам, и от сокрушающих ощущений Нозоми, судя по ее мгновенно опустевшему взгляду, уже через несколько секунд лишилась чувств. Ее голова безвольно заелозила по груди окаменевшей и впавшей в прострацию от увиденного Кодамы, глаза, не выражающие больше ни единого чувства, уставились куда-то в пустоту, из приоткрытого рта тонкой дорожкой потянулась слюна, а лицо девочки, утратив багровый оттенок, начало медленно бледнеть и делаться ватным, словно его накрывала тень перемалывающей душу черноты, подавившей даже обреченность.

Уже через несколько минут Нозоми стала напоминать удивительно похожую на живую юную девочку тряпичную куклу — безжизненную, безвольную и пустую. Лишенная последней надежды, сокрушенная нестерпимой лавиной боли, страха, отчаянья, она утратила последние искорки живости, чистоты, и теперь лишь быстро подергивалась под ураганными ударами члена пса, будто трясясь в частой лихорадочной дрожи. Синдзи не мог видеть, что именно творилось с ее киской, однако кровь так и не переставала капать, уже накопившись на полу небольшой ярко-красной лужицей и окрасив сведенные судорогами и ходящие ходуном бедра девочки темно-розовым слоем, разбавленным смазкой с члена собаки. Из глубины живота ее доносился клокочущий звук, будто