А.В., Скржинская М.В. Римские географические источники: Помпоний Мела и Плиний Старший. М., 2001.

XXIV.73. (...) Ихтиоколлой называется рыба, у которой клейкая кожа. Так же называется и клей из нее. (...) Некоторые говорят, что ихтиоколла получается из брюха, а не из кожи, как бычий клей. Славится понтийская ихтиоколла, белая и без вен и чешуи, и которая очень быстро растопляется. Однако ее нужно, разрезав, размачивать в воде или уксусе одну ночь и один день, затем истолочь морскими камнями, для того чтобы она легче растоплялась.[2963] (...)

Плиний Старший. Естествознание. Об искусстве. Пер. с латинского, предисловие и примечания Г.А. Тароняна. М., 1994.

XXXVI.110. При подагре и болезни суставов... предписывают тереть больное место свежим морским зайцем, надевать обувь из бобровой шкуры, лучше всего из шкуры понтийского бобра...[2964]

LIII.143. Мы не знаем всех видов диких животных и птиц Индии, Эфиопии и Скифских пустынь[2965] так же, как и людей разного рода в этих странах гораздо больше, чем мы смогли установить.

LIII.146. ...После вышеназванных самые маленькие рыбы из вида лакерт[2966] — меотийские; кибий[2967] — так называется мелкая пеламида,[2968] которая через сорок дней возвращается из Понта в Меотиду;[2969] кордила[2970] — и эта небольшая пеламида так называется, когда выходит из Меотиды в Понт...

LIII.149. ...Оркин[2971] — самая крупная рыба из рода пеламид, и он не возвращается в Меотиду, похож на тритома[2972] и, чем старше, тем лучше...

Подосинов А.В., Скржинская М.В. Римские географические источники: Помпоний Мела и Плиний Старший. М., 2001.

Книга XXXIII. Металлы [компиляция фрагментов][2973]

I.1. Теперь речь пойдет о металлах, в которых и состоит само богатство и в которых выражаются цены вещей. Предприимчивость ведет всяческие поиски в недрах земли: где-то ее копают ради богатства, в поисках золота, серебра, электра[2974], меди, где-то — ради роскоши, в поисках гемм[2975] для пальцев и красок для стен, где-то — ради безрассудства, в поисках железа, которое в войнах и убийствах милее даже золота. Мы проходим по всем жилам земли и живем над выдолбленной нами землей, удивляясь тому, что порой она разверзается или сотрясается, — словно это, действительно, не может вызываться негодованием священной родительницы.

I.2. Мы проникаем в ее внутренности и ищем богатства в обиталище духов усопших, как будто она недостаточно благодатна и плодоносна там, где ступают по ней. И при этом меньше всего мы ведем эти поиски ради целебных средств, — в самом деле, многие ли копают ее ради врачевания? Хотя и это она предоставляет на своей поверхности, как плоды, щедрая и доступная во всем том, что приносит пользу.

I.3. То губит нас, то влечет нас в преисподнюю, что она укрыла глубоко, то, что рождается не вдруг. И пусть ум, устремляясь до пустого пространства, вычислит, за сколько всего веков наступит конец исчерпания ее, докуда проникнет алчность. Какой безвредной, какой счастливой, мало того, даже изысканной была бы жизнь, если бы желанным было только то, что есть на поверхности земли, и коротко говоря, только то, что есть у себя!

II.4. Из земли выкапывают золото и вместе с ним хрисоколлу, за которой название закреплено по золоту, чтобы она казалась ценнее[2976]. Мало ведь было бы найти одну эту чуму для жизни, если бы не в цене было и это гнилостное выделение золота[2977]. Алчность искала серебро, а тем временем удовольствовалась тем, что нашла миний и придумала применение этой красной земли[2978]. О неистощимая изобретательность! Сколькими способами мы увеличили цены вещей! Вдобавок появилось искусство живописи — и мы сделали золото и серебро еще дороже благодаря чеканной работе[2979]. Человек научился бросать вызов природе. Порочные соблазны поощрили и искусство: понравилось чеканить на кубках похотливые сценки и пить из непристойных изображений[2980].

II.5. Потом перестали увлекаться и стали пренебрегать ими, так как золота и серебра стало слишком много. Мы выкапываем из той же земли муррины[2981] и хрусталь, которым придает ценность сама их хрупкость. Признаком богатства, истинной славой роскоши стало считаться обладание тем, что может вмиг погубиться целиком. Но и этого оказалось недостаточно. Мы пьем из груды гемм и сплетаем из смарагдов кубки[2982], и нам нравится ради опьянения держать в руках Индию[2983]. Золото здесь уже придаток.

III.6. О, если бы оно могло быть совсем изгнано из жизни, — проклятая жажда, по выражению знаменитейших авторов[2984] — поносимое нападками всех лучших людей и найденное на погибель жизни! Насколько счастливее было то время, когда одни вещи обменивались на другие, как это, по Гомеру, делалось и в троянские времена! Именно так, полагаю я, ради средств существования были установлены сношения.

III.7. Он передает, что одни покупали вещи на бычьи шкуры, другие — на железо и пленных[2985]. Хотя сам он уже восхищался золотом, он оценил вещи на скот, говоря, что Главк обменялся золотыми доспехами стоимостью в 100 быков на доспехи Диомеда стоимостью в 9 быков[2986]. По этому обычаю и в Риме пеня в древних законах состоит в скоте[2987].

IV.8. Самое худшее преступление в жизни совершил тот, кто первым надел его на пальцы, но кто это сделал, не передается. Что касается Прометея, все это, по-моему, баснословно, хотя древность и его наделила железным кольцом, которое истолковала как оковы, а не украшение[2988]. Ну, а кольцо Мидаса, при поворачивании которого носивший его становился невидимым для всех, кто не признает еще более баснословным?[2989]

IV.9. Главнейшее значение отвели золоту руки, безусловно левые[2990] однако ж не римлян, у которых в обычае были железные кольца как знак отличия воинской доблести[2991]. Относительно римских царей я затрудняюсь сказать. Статуя Ромула на Капитолии — без всякого кольца, так же и статуи других царей, кроме статуй Нумы и Сервия Туллия[2992], и даже статуя Луция Брута[2993]. Особенно удивляюсь я отсутствию колец у Тарквиниев, которые по происхождению были из Греции[2994], откуда перешел к нам этот обычай носить кольца, хотя в Лакедемоне кольца даже сейчас носят железные.

IV.10. Но известно, что самым первым наградил золотой буллой Тарквиний Приск своего сына, когда тот в свои годы