Уже трижды выпускали НПВ-луч, «взвешивали» то, что в него попадало. Не видя – только слышали звучание оболочки, оценивали на приборах величину возмущения по отклонениям стрелок.

Само собой, что не знали, из вещества или из антивещества захваченный НПВ-языком объект. Не знают, значит и не важно, не существенно, не имеет значения. Главное, взвесить можно.

Они снова обсуждают и спорят. Панкратов, Толюн, Климов, НетСурьез (автор метода). Весь вопрос в точности «взвешивания».

– Точность оценки масс планет всюду невелика, с погрешностью до плюс-минус нескольких триллионов тонн. Это грубо, им захватывать-то надо малые обломки, астероидные типа – а в них счет на миллиарды тонн.

…Не важно, кто что сказал да какие числа написал на доске, раз они думают об одном и том же. От одной такой темы и величины чисел все чувствуют себя небожителями.

– …куски желательны все-таки многокилометровых размеров из МВ. Тогда обойдемся несколькими сотнями. Ловушки это позволят, нужно только побольше выжать из полей, более крутой режим.

– Но каждый такой подарок Эм Вэ потянет на сотни миллиардов тонн. До триллиона. Перенеся на полигон при К-восемь тысяч шестьсот сорок, их надо нежно уложить, потом Ловушками-фрезами дробить, укладывать и компоновать.

– Короче! Точность «взвешивания» до миллиона тонн приемлема или нет?

– По-моему, да. На пределе, но… Главное, почувствовать, что что-то серьезное уловили. Если чуть-чуть есть, то камешек наш. Если отклонения больше, отпускаем.

– Як тады. С астероидами.

– Да. Тогда, начав сегодня, управимся в приемлемые строки. Не состаримся.

Это был полилог типа «Они».

Под МВ-небом, где сменялись циклы миропроявлений: вещественный, антивещественный, снова вещественный, – их заботило, что они могут состариться.

4

Сорок минут полета Любарского.

Внизу плыл город, заброшенный парк на берегу реки; он тоже в тумане, над водой клубы.

«Господи боже мой! – думал-маялся Варфоломей Дормидонтович, сжимая штурвал. – Конечно, они попробовали, получили результаты, обсудили, уточняют методику – все идет по плану. Потом появится Буров, они расскажут, он одобрит, ну что-то подправит, без этого ж нельзя – и приступят к главному опыту. И это все, пока я плетусь-лечу. Они же все там умеют, могут рассчитать, сделать, измерить… Иллюзия всезнания и всемогущества, которая сейчас гибельно вспыхнет».

…В дискетах Вэ Вэ, которые он изучал, были экскурсы в индуизм, в частности материал про майю как всеохватывающее заблуждение и про незнание-авидью как главную часть ее. Все это Варфоломей Дормидонтович раньше не без интереса прочел, да кое-что и сам знал. Но только сейчас, в сумасшедшем своем полете и подъеме – с ожиданием всеуничтожающей вспышки от незнания, – он понял, что такое незнание-авидья, какая это страшная сила и энергия.

Науки – а еще более сановитые ученые – внушают себе и другим приятную иллюзию, что мы не знаем пустячки, самую малость. Меньше того, что знаем. Это не так. Мы не знаем гораздо больше. Неизмеримо. И если даже из наших куцых открытий возникла энергия цивилизации: электрическая, тепловая, ядерная… – то в незнании-авидье энергии уничтожения содержится несопоставимо больше.

Любарский сейчас находился в двух мирах: в здешнем, где неумело вел вертолет, и в том, где пространство лишь экран с игольчатыми проколами звезд – точек, через которые только и виден бурлящий за ним всеокеан ядерного огня.

«И всюду на планете так. Миллионы ученых… точнее, узких специалистов, – преподают, пишут статьи и учебники, участвуют в конференциях и защитах, принимают экзамены, ставят оценки. Внушают себе и другим уверенность, что они знают мир, а если чего и не знают, то малость; чего уж там говорить о своей и нашей погибели… Хотя ведь был звоночек: Чернобыль. Если бы те ребята, пожарники и летчики, не положили жизни, не сбили огонь, не засыпали бором – и реактор рванул бы по-настоящему, на все сто девяносто тонн урана… и конец человечеству. Планета уцелела бы – да. Но людям и цивилизации настала бы крышка. А теперь и планета не уцелеет…»

…Снова припомнился тот жест мэра-«комсомольского вождя» («Вот где у меня ваш Шар!»), не знающего и не желающего знать ничего, кроме своих интересов. Такие лезут наверх, подличая и выслуживаясь, обманывая направо и налево. Потом, достигнув высот, они произносят скудоумные «Ага!» или «Ну и что!», когда им что-то объясняют, но при всем том распоряжаются деньгами и людьми, решают – и всегда с целью удержаться у власти, выделиться.

…как стремились выделиться киевские деятели самого высокого ранга, добиваясь, чтобы в Чернобыльской АЭС было не четыре, а восемь, а еще бы лучше двенадцать, черт побери, реакторов РБМК. Потому что Киев же столица Украины, так пусть будет и атомной столицей! Не будем спорить.

Как эта французская пословица-то? «L’ignorance est moins éloignée de la verité que le préjudice» – «Невежество не столь далеко от истины, как заблужденье». Лучше ничего не знать, чем лезть во Вселенную с полузнанием. Сколько еще всего там для таких припасено?.. Чего я спешу, куда лечу: этот мир приговорен. Не так, так иначе…»

Он даже смежил глаза. Много разных опасностей подстерегало мир – но ни одна из них не была такой крутой. Ведь сразу все, в сотые доли секунды!..

«Все в масть, сыграно как по нотам: и то, что избрали ниивцы себе руководителем мямлю-меня, чтобы каждый делал, что хотел… Да и НПВ-специфика всегда такова, что нужно действовать, нельзя ждать, масса времени пропадет. И даже вот то, что унесло в Овечье: не оказался на месте единственный, кто знает. А пока был там, еще не знал… Вот это и есть „под видом одного другое“ в чистом виде. Как по нотам!»

«Я – третий, – понял вдруг Любарский. – Первым понял вселенскую игру Корнев – и умер. Потом Пец – и тоже… Я третий. А четвертый будет ли?.. Поэтому мне нельзя умереть. Мошка…»

Представилось: распространяющееся бело-голубое зарево, и в разных городах, столицах мира, в самых шикарных местах и учреждениях – на незаконченной уверенной фразе лекторов-ученых, на рассчитанном на запечатление видеокамерами жесте видных политиков, – обрывается все, поглощается этим огнем. Наравне со всеми прочими, на историю не претендующими… Так что же это, если не пена! И ее спасать?..

Но – встрепенулся, взял себя в руки.

«Успеть, уже немного осталось. Там так уверены, что все удастся. Еще бы – всегда удавалось. И какие дела!.. Против лома-незнания нет приема… Я – третий, и я знаю. Вот и вперед!»

5