— Так не поступают из одной лишь дружбы…

Джейми кивнул, однако я, запинаясь, продолжила, желая, чтобы он осознал всю значимость поступка Роджера.

— Я тебе не рассказывала о переходе, потому что… ну, я не знаю, как вообще его описать. Но… Некоторые остаются там, в кругу камней.

Джейми застыл.

— Ты о чем, саксоночка?

— Я… я слышала их. Их крики.

Меня трясло: и от холода, и от воспоминаний. Джейми притянул меня к себе. Осенний ветер тряс ивы у ручья, и они сухо шелестели, словно дребезжа старыми костями. Джейми держал меня, пока дрожь не утихла.

— Холодно, саксоночка. Пойдем домой.

Он повернулся было к двери.

— Джейми?

— Да?

— Мне… мне надо тебе об этом говорить?

Он глядел на меня сверху вниз. Луна озаряла его голову нимбом.

— Не надо, — тихо сказал он. — Но если у тебя вдруг возникнет такое желание, возражать не стану. Ни сейчас, ни когда-либо еще. Только не слишком часто — не хотелось бы утратить новизну ощущений.

В его голосе слышалась улыбка, и я не смогла не улыбнуться в ответ, пусть даже он меня не видел.

— Если изредка — это ведь не так уж страшно?

— Ага.

Я шагнула к нему и положила руки на плечи.

— Я люблю тебя.

Он долго-долго глядел на меня.

— Я рад этому, Клэр. — Пальцы нежно скользнули по моей щеке. — Очень рад. Пойдем в постель, я тебя согрею.

Глава 48

В яслях

Крошечный загон для животных прятался в пещере под каменистым выступом, вход в которую преграждал частокол из необтесанных кедровых бревен, зарытых в землю на два фута и способных удержать самого наглого медведя. Сквозь открытую верхнюю половину двери лился свет, и розоватый дым рябью поднимался вдоль скалистой стены утеса.

— А зачем делать дверь из двух частей? — удивилась в свое время Брианна. — Лишняя работа…

— Животные должны видеть, что происходит снаружи, — пояснил ей тогда отец, надевая кожаный ремешок на деревянное крепление. Он взял молоток и встал на колени возле недоделанных ворот, чтобы закрепить петлю. — Так им уютнее.

Брианна не знала, уютно ли животным в загоне, но ей самой это место нравилось. Здесь было прохладно и сумрачно, пахло свежей соломой и травяным пометом. Удивительно тихий днем, когда его обитатели паслись на лугу, ночью или в плохую погоду загон превращался в надежное убежище. Однажды после заката Брианна проходила мимо и видела, как туманные облачка пара от звериного дыхания пробиваются в щели между древесиной и камнем — словно дышала сама земля, убаюканная осенью.

Сегодня было холодно, яркие звезды булавками висели в ясном небе. От дома до конюшни было всего пять минут ходу, но Брианна даже под плащом успела продрогнуть. Внутри в дальнем углу пылала маленькая жаровня, освещая пещеру не хуже фонаря у дверей.

Отец сидел, завернувшись в плед, на охапке соломы рядом с пятнистой стельной коровой. Та изредка мычала; ее белая морда выглядела чрезвычайно сосредоточенной.

Услышав шаги, Джейми вскинул голову и потянулся за кинжалом на поясе.

— Это я.

Брианна вышла на свет, и Джейми расслабился.

— Мама еще не вернулась?

Он знал, что Брианна пришла одна, и все же смотрел ей за спину, словно ожидая увидеть, как из темноты материализуется Клэр.

Брианна покачала головой. Клэр, захватив с собой Лиззи, ушла принимать роды на одну из ферм с той стороны ручья. Если не успеют до темноты, на ночь они останутся у Лахланов.

— Нет. Она просила принести тебе ужин, если задержится.

Встав на колени, Брианна принялась выкладывать содержимое маленькой корзины: ломти свежего хлеба с сыром и томатами, пирог из сушеных яблок и две глиняные бутыли: одну с овощным бульоном, вторую с сидром.

— Вот это здорово, lassie. — Джейми, улыбнувшись, взял одну из бутылей. — А ты-то сама поела?

— О да, — заверила Брианна, все же не сдержав плотоядного взгляда на пирог: недомогание, свойственное ранней беременности, ушло, сменившись чувством постоянного голода.

Джейми, заметив это, достал нож и разрезал пирог на две части, бо́льшую из которых предложил дочери.

Они принялись дружно жевать, сидя рядышком на соломе. Тишину нарушало только тихое фырканье и сопение обитателей стойла. В дальнем углу был огорожен загон для огромной свиньи с выводком поросят. Брианна смутно различала во мраке их розовые тельца, уже сейчас удивительно похожие на колбаски.

Оставшееся пространство было поделено на три части. В одной расположилась рыжая корова Магдалена, лениво вылизывающая месячного теленка, примостившегося у нее под боком. Вторая, пока что пустая, предназначалась для пятнистой коровы и ее потомства. В третьем стояла кобыла Иэна с круглыми боками — в ее чреве тоже рос малыш.

— Да здесь прямо-таки родильное отделение.

Брианна, стряхивая с одежды крошки, кивнула в сторону Магдалены. Джейми с улыбкой вскинул брови — он всегда так делал, если не понимал, о чем речь. Пришлось пояснить:

— Это специальное помещение в больнице, где находятся новорожденные. Мама иногда брала меня на работу и позволяла заглядывать в детскую палату.

В памяти вдруг всплыл запах больничных коридоров, едкий от дезинфицирующих средств и мастики. Младенцы, завернутые в розовые и голубые одеяльца, лежали в колыбельках, пухлые, как поросята. Брианна всегда внимательно разглядывала ряды кроваток, выбирая, кого из них она забрала бы домой.

Розовый или голубой?.. Впервые она задумалась, какие одежды доведется носить тому, кто зреет у нее внутри. Отчего-то ей совершено не хотелось воспринимать это существо как мальчика или девочку, и она поспешила отогнать неприятную мысль.

— Младенцев держат за стеклянной стенкой, чтобы к ним не попали микробы.

Брианна покосилась на Магдалену, которая невозмутимо чавкала жвачкой, роняя зеленоватую струйку слюны прямо на голову теленка.

— Микробы… — задумчиво протянул Джейми. — Да, я о них слышал. Опасные мелкие твари, да?

— Еще какие опасные.

Недаром мать, собирая медицинский саквояж для визита к Лахланам, аккуратно наполнила большую стеклянную бутыль чистым спиртом из бочонка в кладовой. В памяти невольно всплыло давнее воспоминание: как мать рассказывала о жизни в прошлом Роджеру Уэйкфиду.

«В ту эпоху роды были самым опасным испытанием для женщины, — говорила Клэр, сосредоточенно хмуря брови. — Инфекции, разрыв плаценты, неправильное положение плода, выкидыши, кровотечения, родильная горячка… Смерть при родах была частым явлением».

Пальцы Брианны застыли, несмотря на трещащие в жаровне сосновые ветви, и волчий аппетит внезапно ее покинул. Девушка положила оставшийся кусок пирога на салфетку и с трудом сглотнула, чувствуя, что сухое тесто застряло в горле.

На колено ей легла теплая ладонь отца, согревая даже сквозь плотную юбку.

— Мама не допустит, чтобы с тобой что-то