– Давай так, хочу на спинке, – заявила юная нахалка.

– Брыкаться не будешь? – на всякий случай спросил раввин.

– А ты меня за ноги держи, – посоветовала поняша. – Или лучше свяжи… блин, надо было случную шлейку захватить. У нас рефлекс: отбрыкиваться от жеребца. И вообще, люблю связывание… Ну давай же!

Раввин вздохнул и осторожно встал на колени перед кобылкой. Почему-то ему пришло в голову, что он выглядит смешно и неуклюже. Но поняшка не дала ему додумать эту мысль: обняв передними ногами за шею, она притянула его к себе. Пришлось подчиниться – хотя, чесгря, Карабас и не сопротивлялся.

– Ву-ув! – Ева издала низкий страстный звук и подставила шею для поцелуев. Прошлой ночью выяснилось, что на шее поняшки есть несколько чувствительных местечек. Особенно под подбородком: там имелось крошечное белое пятнышко, прикосновения к которому заводили Еву очень сильно. Карабас этим тут же и воспользовался. Поняша не осталась в долгу, выгнувшись и прижавшись к нему бёдрами.

В Карабасьей голове серебряной рыбкой промелькнули заветные слова «и всё заверте…» – но мысль оборвалась, не закончившись: стало не до того.

– Фффууух, – наконец сказал раввин, осторожно снимая с себя поняшу. Как это он оказался на спине, а она – наверху, Карабас не помнил. Как и того, сколько прошло времени. Но, судя по косым лучам солнца, пробивающимся сквозь щели в досках, прошло его немало.

Тело подавало противоречивые сигналы: хотелось одновременно петь, жрать и спать. Спать хотелось больше. Раввин зевнул и перевернулся на бочок.

– Ну во-от… А поговори-ить? – капризно сказала Ева, водя кончиком уха по плечу любовника.

– Post coitum omne animal triste est, – пробормотал раввин себе под нос, – sive gallus et mulier.[24]

Ева не поняла ни слова и поэтому принялась осторожно покусывать раввину уши. Точнее, это ей казалось, что она покусывает их осторожно. Карабас закрылся ладонями, и тогда кобылка принялась за его локти.

– Ну дай поспать-то, – попросил наконец раввин.

– А я что делать буду? – возмутилась рыжуха. – И вообще, ты мне вчера обещал!

– Оооооууу, – зевнул раввин во весь рот. – Что обещал-то?

– А чего ты спрашиваешь? Ты же меня насквозь видишь, – Ева приобиделась.

– Это до-о-олго, давай потом, – попытался отнекаться Карабас, которому очень хотелось вздремнуть.

– Нет, шеф, давай сейчас, – бодренькая кобылка вскочила и принялась обнюхивать тело хомосапого. – Ты весь потный и мной пахнешь, – констатировала она. – Дай-ка я тебя почищу… – розовый язык прошёлся по плечу раввина, скользнул по груди, потом по рёбрам.

Карабас внезапно почувствовал, что у него ещё осталось немного сил. Правда, совсем на донышке.

– Гммм… Ты не могла бы… – осторожно начал он, но Ева поняла сразу и сменила дислокацию.

– Давай так, шеф, – сказала она, устраиваясь между ног раввина. – Я тебе делаю, а ты мне рассказываешь.

– Это долго, – повторил раввин.

– А мы торопимся? – спросила Ева, слегка поёрзывая на подстилке, располагаясь поудобнее.

– Ну, – начал Карабас, немного всё-таки смущаясь, – видишь ли, Ева… В общем, до того, как ты ко мне пришла… у меня был разговор с Верховной. Нежнее… не копытом! Ну так вот… Она меня попросила. Ещё язычком! Насчёт тебя… Зубы осторожно! Так что я знал… И вот что… ооох, вот так ещё раз… она меня не няшила, иначе я бы ей… вот так, да… Но в какой-то момент я почувствовал… сильнее… нежнее… Ладно, – сдался он, – залезай. Я же знаю, ты хочешь.

Повторять не пришлось. Ева победно заржала и оседлала Карабаса сверху, гордо встряхивая гривой.

После этого раввину всё-таки удалось заснуть. Ненадолго. Проснулся он от того, что язык поняшки прошёлся по голой ступне. Раввин невольно поджал ногу и открыл глаза.

Спать больше не хотелось. Заниматься любовью – пожалуй, тоже. Хотелось жрать. Увы, только ему одному. Осторожное прикосновение к понячьему мозгу показало, что Ева успела попастись на лужайке за хлевом – заодно выгуляв услужающую крысу.

– Где мои творожки? – спросил Карабас.

– Шеф, так нечестно, – сказала поняшка, снова устроившаяся на сене. – Потом похаваешь. Расскажи всё толком. Значит, ты встречался с Верховной?

– Ну да, – Карабас с трудом почесал голую спину, к которой прилипла веточка. – Она сама попросила. О личном контакте.

– Странно. Ты же телепат? – сказала Ева. – А у Верховной голова набита секретами.

– Вот этого-то я и не понимаю, – признался раввин. – Я сначала даже подумал, что это не она.

– Почему? – спросила поняшка.

– Потому что голова у неё была набита. Но не секретами. А каким-то поролоном. Как бы тебе это объяснить… – Карабас щёлкнул пальцами. – Она знала, что она – Верховная, что её зовут Мимими Вторая, ещё какие-то общие вещи. И знала, что собирается мне сказать. Вот это она понимала совершенно ясно. Но и всё. Я даже не смог понять, зачем ей всё это нужно. Такое впечатление, что она сама не знала… или исполняла чью-то волю. Но ведь это невозможно, да?

– А, ну да, конечно. Она зазеркалилась, – поняла Ева.

– Это как? – спросил бар Раббас после неудачной попытки прочесть мысль в Евиной голове. Мысль была сырая и неоформленная.

– М-м-м… – Ева потёрла бабкой лоб. – Давай всё-таки буду словами. Мне так проще думается. В общем так. У нас есть иммунитет к няшу. У пинки-паек слабый, у твайлайтов сильный. У остальных по-разному. Но у него есть предел. При грациях выше двухсот он уже не растёт. Две двухсотки могут друг друга няшить, например. А если обаяние ещё выше, то можно няшить саму себя. Например, приказать себе что-нибудь. У Верховной граций за четыреста. Она может из кого угодно верёвки вить. Из себя тоже может.

– А как это технически? – заинтересовался бар Раббас.

– Ну… Надо закрыть глаза, перевести теплоту на себя и петь себе майсу. Я пробовала, но у меня не получалось. На хи-хи пробивает, – Ева смущённо улыбнулась, порадовав раввина ямочками на пушистых щёчках.

– Вот оно, значит, как, – задумчиво сказал Карабас. – А можно внушить себе, что ты чего-то не помнишь?

– Внушить себе можно всё что угодно, – уверенно сказала Ева.

– И то верно, – согласился раввин. – То есть я видел что-то вроде манекена. Но договорённости-то были настоящие?