чем я думаю, он бы отпрянул, но сейчас он нежно прижался ко мне.

Старая обезьянка проковыляла по полу к кровати и неуклюже запрыгнула на нашу постель.

Антилл стоял перед нами. С тех пор как юноша получил право носить тогу, он как будто стал выше ростом. Сейчас белизна его одеяния была чиста, как мрамор маяка.

– Тебе надлежит уважительно приветствовать своего родича, – наставлял его Антоний. – В конце концов, ты вырос в доме его сестры и знал его всю жизнь. Ты даже был помолвлен с его дочерью.

– Я никогда не знал его хорошо, – возразил юноша.

– Ну, хорошо Октавиана не знает никто. Возможно, даже его родная дочь, – усмехнулся Антоний. – Это не имеет значения. Я направляю тебя к нему в качестве моего посланника. Ты должен приветствовать его и вручить в дар это золото. А заодно письмо, в котором я напоминаю о годах нашей дружбы, о совместном правлении, об узах родства. Я прошу его дать мне возможность покинуть государственные посты и поселиться в Афинах на правах частного лица. В конце концов, с Лепидом все так и закончилось. Если он откажется, передашь ему вот это личное письмо.

– А разумно ли отправлять его в Птолемеи? – спросила я.

Мне идея с отправкой Антилла прямиком во вражеский лагерь не нравилась. Неужто Антоний не боялся, что Октавиан может задержать юношу и сделать его заложником? Затея казалась опрометчивой.

– Он справится, – ответил Антоний. – Туда от моря всего-то три сотни миль.

– Не напоминай мне о том, как близко подобрался Октавиан! – К счастью, чтобы попасть к нам, ему пришлось бы двигаться не морем, а более длинным и трудным путем через Синай. – Но я не то имела в виду. Разумно ли отдавать сына в его руки?

– Я должен направить к нему посланника самого высокого ранга, а кто выше моего старшего сына и наследника? Никому другому Октавиан ответа не даст.

– Он может ответить так, что тебе совсем не понравится, – предупредила я. – Ты очень рискуешь.

Антоний вздохнул:

– Будем надеяться на лучшее… Антилл, никто не должен знать о содержании второго письма, кроме самого Октавиана. Позаботься об этом.

– А что там? – спросила я с неожиданной подозрительностью.

– Сказано же, этого не должен знать никто, кроме Октавиана, – твердо заявил Антоний. – Даже ты.

Он положил руки на плечи сына:

– Я целиком полагаюсь на тебя. И буду ждать твоего возвращения с ответом.

Мальчик – уже молодой человек – расправил плечи, гордясь оказанным доверием.

– Да, отец. Твое поручение – честь для меня.

Пока мы ждали вестей, Антоний с его обществом «смертников» устраивали пир за пиром, переходя из одного городского особняка в другой. Каждый старался превзойти своего предшественника в безумной расточительности, стремясь с наибольшим блеском растратить свое земное достояние – словно сжигали его на погребальном костре. Я находила это занятие скучным. Почему никто никогда не написал о том, что бессмысленные попойки и экстравагантные увеселения оставляют такой же простор для раздумий, что и полное уединение? Человек одинок даже среди толпы.

Мардиан привел к нам двоих мускулистых мужчин.

– Вот те, кого вы искали, – сказал он им, нам же заявил: – Это ваши защитники.

Я этих защитников никогда в глаза не видела.

– Кто вы такие, добрые люди? – пришлось спросить.

– Мы гладиаторы из вифинской школы, нас готовили сразиться на играх в честь твоей победы. Если будет на то воля богов, рано или поздно эти игры состоятся. Мы не переметнулись на сторону врага.

Мужчина, говоривший за обоих, отличался могучей статью и был выбрит наголо. Я задумалась о том, какое оружие он предпочитает. Фракийское? Самнитское? Мне казалось, сеть ему бы не подошла: для нее нужны более длинные руки.

– Но по пути к тебе нас остановил царь Ирод. Большая часть нашего отряда осталась там, а мы сбежали, чтобы предстать перед тобой.

Его спутником был длинноногий темнокожий нубиец. Хороших гладиаторов собирали со всего мира.

– Значит, ускользнули только вы двое? – уточнил Антоний.

– Боюсь, что так, господин.

– Ты и твои товарищи сохранили мне верность, когда все подвластные цари презрели клятвы и обеты, – промолвил Антоний, и мне показалось, что его голос слегка дрожал. – Я вам глубоко благодарен. Вы герои среди героев.

Он повернулся к Мардиану:

– Награди их золотом по заслугам и посели во дворце.

– Вам придется немного переучиться, – сказала я. – У нас игры проводятся на греческий манер, без кровопролития. Но я думаю, вы приспособитесь.

Оба поклонились в ответ характерным движением, как привыкли кланяться публике.

Почти сразу же по их прибытии вернулся Антилл. Уже одно то, что Октавиан не «задержал» его, как Ирод гладиаторов, стало для нас облегчением. Однако ответ Антония разочаровал.

После обеда, когда мы втроем уединились, Антилл отчитался о поездке.

– Принял он меня со всей подобающей учтивостью, – поведал юноша, – однако так, будто мы совершенно посторонние люди. Ничем не показал, что мы давно знакомы.

– Вы беседовали наедине? – осведомился Антоний.

– Да, в старом финикийском дворце, который он приспособил под резиденцию, – ответил Антилл. – Дворец стоит так близко к морю, что при волнении брызги летят прямо в окна. Что не позволяет беседовать тихо, я уж не говорю – шепотом. Но мы остались наедине, не считая, конечно, телохранителей. Он сидел небрежно, нога на ногу. Предложил мне стул и завел разговор.

– Ну, и о чем разговор? – настаивал Антоний.

– Да ни о чем. Нечего вспомнить. При этом он все время смотрел на меня, но исподтишка, притворяясь, будто вовсе не смотрит.

– Да, – припомнила я, – это его обычная манера.

– Подарки он осмотрел очень тщательно, обод у золотого блюда прощупал. А потом сказал, что не может согласиться с тем, чтобы ты поселился как частное лицо в Афинах, потому что поклялся обезопасить от тебя этот город.

Антоний нервно ерзал, что было совсем ему не свойственно.

– Ты отдал второе письмо? – спросил он, не выдержав.

– Да.

Юноша порылся в дорожной суме и вытащил тот самый свиток. Первоначальная печать была сломана, но появилась новая.

– Вот. Он прочел и написал ответ прямо на нем, очень быстро. По-моему, всего пару слов. Сказал, что это для тебя лично.

– Ну, и что там? – спросил Антоний, взяв письмо.

– Не знаю. Правда не знаю. Он не сказал.

– Вот как?

Антоний вертел письмо в руках. Мы смотрели на него.

Наконец он медленно сломал печать, развернул свиток. Взгляд его пробежал вниз, к концу теста. Что бы ни было там написано, лицо его на миг застыло.

– О! – вырвалось у него.

Потом Антоний скатал свиток и засунул