— А что такое болезнь? Вот в чём вопрос! — сказал толстяк. — Диагноз в конечном счёте ставит врач. То есть можно сказать, что именно он-то и создаёт болезнь. Душевные болезни — дело рук психиатров. И Коно — прекрасный тому пример. На него наклеили ярлык анормальной личности, и сделал это присутствующий здесь доктор Офуруба. Так? Ведь никто другой на этом не настаивает. Согласны? Анормальным является, во-первых, само общество, в котором мы живём, а во-вторых — тюрьмы. А товарищ Коно, будучи членом этого общества, совершил самый нормальный поступок, то есть уничтожил представителей мелкой буржуазии. В тюрьме он тоже ведёт себя вполне нормально, то есть борется против государственной власти. И ставить на такого человека клеймо анормальной личности — значит совершать коренную, радикальную ошибку. У Коно нет никакого бреда преследования. Тюрьма является изначально вредоносным учреждением, и Коно всего лишь правильно, научно и революционно воспринимает действительность.

— Не знаю, можно ли так сказать… — Тикаки старался хранить хладнокровие. Однако пока он говорил, он весь взмок, у него были совершенно мокрые подмышки, пот струился по хребту, и он ничего не мог с этим поделать. — Вот вы говорите «научно», но, по-моему, действительно научным был бы такой подход, при котором сначала тщательно изучались бы реальные условия содержания в тюрьмах и уже потом делались бы соответствующие выводы и теоретические обобщения. Я встречался в тюрьме со многими заключёнными и знаю, что в психике человека, лишённого свободы, происходят патологические изменения, — это совершенно очевидно. У большинства возникает так называемый тюремный психоз. Например, один заключённый нарочно провоцирует у себя пилороспазм и извергает всю съеденную пищу. В результате у него развилась дистрофия, и ему приходится вводить питательные вещества либо в виде инъекций, либо при помощи желудочного зонда. Пилороспазм в данном случае имеет невротическое происхождение. Другой заключённый впал в детство: у него теперь разум двухлетнего или трёхлетнего ребёнка, он не может удовлетворительно ответить ни на один вопрос. Подобные симптомы были впервые описаны психиатром Ганзером, само психическое расстройство так и называется ганзеровским синдромом, оно вот уже семьдесят лет известно как разновидность тюремного психоза. Вообще-то я только начал заниматься изучением тюремных психозов, и всё, что я говорю, почерпнуто мной из книги профессора Абукавы «Психические расстройства, возникающие в условиях продолжительной изоляции». Помимо приведённых мною примеров, существует множество других видов психических расстройств, входящих в понятие тюремного психоза. В Германии были описаны: эксплозивная реакция, получившая название «тюремное буйство», реактивное состояние, характеризующееся кататоническим синдромом с признаками помрачения сознания, очень похожего на летаргический рефлекс у животных; его описал врач по имени Рэкке, поэтому теперь принято говорить о «сумеречном помрачении сознания Рэкке». Многие учёные, тоже немцы — вообще, почему-то среди специалистов по тюремному психозу больше всего немцев, — занимаются исследованиями той формы паранойдного бреда, которая встречается только в условиях изоляции. Такие учёные, как Зиферт, Ферстерлинк, Бирнбаум, сделали поистине эпохальные открытия в этой области. Бирнбаум, кстати, описал специфическое состояние, которое теперь называют синдромом бредоподобных фантазий. Это когда у заключённого вдруг возникает бред преследования, основанный на каком-нибудь совершенно невероятном вымысле. Думаю, что у Симпэя Коно как раз и наблюдался этот синдром. Однажды он уверил себя, что, пока он спал, надзиратель ввёл ему в позвоночник металлическую проволоку. Эти симптомы обнаружил у него мой друг, врач, который его осматривал. А в настоящее время у него наблюдается паранойдный бред того типа, который описан Ферстерлинком. Ему кажется, что надзиратели нарочно мешают ему спать, дают испорченную еду и так далее… В его бредоподобных фантазиях нет ничего исключительного, все они хорошо известны и описаны учёными, занимающимися изучением тюремного психоза.

— Это никакие не бредоподобные фантазии, это реальные факты, — наконец выпалил толстяк, который явно лопался от злости. — Просто товарищ Коно как активный борец за революцию находится под постоянным наблюдением. Разумеется, ему мешают спать и дают испорченную еду, при нынешних тюремных порядках и рабской покорности надзирателей это проще простого. Проволоку в позвоночник ему тоже вводили. Ну-ка, давай, обрисуй конкретные факты.

Девица в круглых очках тут же схватилась за свою записную книжку. «А ведь я её где-то уже видел, — подумал Тикаки. — Ну конечно, она копия молодой надзирательницы из женской зоны. Но не может же надзирательница быть заодно с этими головорезами? И всё же сходство поразительное — и фигура, и манера говорить, и голос… Да и подозрительная осведомлённость в тюремных делах… Сорвать бы с неё эти дурацкие очки, тогда стало бы ясно…» Тут девица, очевидно найдя нужную страницу, кивнула и начала громко читать.

— Пункт третий. Утром 10 декабря прошлого года товарищ Коно почувствовал сильные боли в спине. Он сразу понял — что-то случилось с ним ночью, пока он спал, поскольку накануне не испытывал никакого недомогания. Покопавшись у себя в памяти, он вспомнил, что в первом часу ночи в камеру тихонько вошёл надзиратель Нихэй, неожиданно набросился на него и прижал к лицу остро пахнущее полотенце, после чего товарищ Коно потерял сознание. Скорее всего, полотенце было пропитано каким-то наркотическим средством. Наверняка, усыпив его, надзиратель воткнул ему в спину проволоку. Для того чтобы засвидетельствовать этот факт, товарищ Коно обратился в медсанчасть. Врач после весьма поверхностного осмотра опроверг факт введения проволоки в позвоночник, но по настоятельному требованию товарища Коно направил его на рентген. Однако первый снимок был явно поддельный, и врач дал ложное заключение, что никакой проволоки у него в позвоночнике нет. Делая повторный снимок, Коно повесили на шею принадлежащие лично ему чётки, чтобы можно было легко идентифицировать снимок, но, делая рентгеновское просвечивание, ту область, которая вызывала сомнения, нарочно прикрыли крестом от чёток, чтобы замести следы преступления. Из-за введённой в позвоночник проволоки товарищ Коно до начала февраля следующего года, то есть около двух месяцев, страдал от боли в пояснице. Всё это время тюремный врач отделывался бесполезными порошками и не назначал ему никакого гуманного и эффективного курса лечения. По этому пункту всё.

— Ну что скажете? — И толстяк с таким видом, будто хотел сказать: «Это же бесспорный факт!» — потёр тыльной стороной руки заросший неопрятной щетиной двойной подбородок.

— По моему мнению, всё, что мы только что услышали, представляет собой классическую картину паранойдного бреда, возникшего на фоне тюремного психоза. Все четыре стадии болезни — «инициальная», «манифестная», «стабилизации», «исхода» — совпадают с описанными Бирнбаумом. «Инициальная стадия» характеризуется внезапностью, отсутствием каких бы то ни было видимых причин, симптоматика «манифестной стадии» — и это самое важное — тоже сходится до мелочей. В современной японской тюрьме надзиратель не может войти ночью в одиночную камеру, имея при себе наркотическое средство, — это просто немыслимо. Дело в том, что на ночь все камеры, — а они представляют собой, если можно так выразиться, единицу измерения здания, — так вот, все камеры запираются лично начальником ночной охраны, и простой надзиратель войти в камеру не может. К тому же ввести проволоку в спинной хребет, иначе говоря в позвоночник, это, простите, фантастика. Нонсенс. Даже с чисто медицинской точки зрения — позвонки так устроены, что проволока пройти сквозь них сверху вниз не может. То есть содержание бреда абсолютно нереально, и это тоже прекрасно описано у Бирнбаума. Далее — возьмём стадию стабилизации и исхода. Болевые ощущения через два месяца исчезли, так? А почему? Что, проволока, введённая в позвоночник, сама по себе из него вышла? Но это совершенно невозможно. Внезапное начало и столь же внезапное окончание. То есть всё как у Бирнбаума.