Она быстро надула с помощью насоса небольшую резиновую лодку, открыла окно, причем вода хлынула в дом; директриса забралась в плавсредство и помогла разместиться там губернатору с Ашей.

— Внизу под нами вы видите улицу Семеновскую и дом купца Кузина, пожертвовавшего три тысячи на создание городской библиотеки, — говорила Марья Семеновна, деловито гребя, лавируя меж постепенно скрывавшимися домами и возвышавшимися над водой храмами. — Вот эта удивительная церковь Николая Угодника казалась мне в детстве очень высокой, как бы длинношеей, и я называла ее «балерина». А вот эта удивительная церковь Параскевы Пятницы казалась мне кругловатой и приземистой, и я называла ее «бабушка». У нас был очень хороший город. Приносим вам свои извинения за то, что вы знакомитесь с ним в ситуации временных неудобств.

Вода прибывала неудержимо. Лодка поднималась выше и выше. Скоро над водой торчали уже только кресты колоколен. Вдалеке виднелся скалистый обрывистый берег — здесь начинался юг, горы.

— Благодарю вас за посещение нашего города, — сказала Марья Семеновна, причалив к скале. — Наша экскурсия окончена. Всего доброго.

Губернатор и Аша вылезли на скалу и хотели помочь Марье Семеновне, но она решительно отказалась.

— Я не могу оставить музей, — сказала она. — Надеюсь, экскурсия вам понравилась. Там между гор есть тропинка, она вас вывезет к жилью. До свидания. Не забывайте наш город.

Она взялась за весла и отчалила куда-то по розово-серой гладкой воде.

3

В горах Кавказа жили вечно воевавшие, горные, гордые жители, и именно у них в последнее время находили приют немногочисленные правозащитники, бежавшие из Москвы и других городов. Естественно было бы предположить, что они переместятся к ЖДам, но правозащитники, в отличие от губернатора Бороздина или наивного сельского борца Вовы Сиротина, были ребята умные и знали, что ЖДам они не нужны абсолютно. В лучшем случае их поблагодарят и дадут грамоту. За рубежом они тоже больше никому не были нужны, а горцы их еще кормили — за то, что они делали горцам посильный пиар в глазах мирового сообщества.

Мировое сообщество, правду сказать, особенно не интересовалось горцами. Но они были частью исламского мира, с которым остальной мир до сих пор вяло воевал, и в этом качестве могли иногда послужить информационным поводом. У них был свой сайт «Горцы. ru», полный кавказских легенд и шахидских баллад. В балладах говорилось о том, как сладко взорвать себя. Баллады были богато проиллюстрированы. Все они походили на стихи из дембельских альбомов, и гурии изображались примерно так же.

Каждый день ровно в четыре часа пополудни полевой командир Рамзан, которого давно никто не ловил, потому что у русских не было на это сил, а остальных он не интересовал, выходил в эфир, публично молился Аллаху, а потом начинал рассказывать о том, как плохи неверные.

— Неверные не моют ног, а мы моем ноги пять раз в день, — говорил он веско. — Неверные носят вонючее нижнее белье, а мы не носим никакого нижнего белья. Неверные едят нечистую, грязную свиню, фу. А мы не едим свиню, мы прэзираем свиню. Свиня не моется ни разу в день, а мы моемся до пяти раз в день. Свиня — нечистое, неверное животное. Неверный — такая же свиня. Неверного надо резать, как свиню.

После этого Рамзан непосредственно в кадре резал очередного неверного, творил благодарственную молитву и исчезал. Его место заступал правозащитник или правозащитница. Правозащитница рассказывала о борьбе гордого народа горцев за свою независимость. Борьба увенчалась полным успехом, потому что гордый горный народ был теперь на фиг никому не нужен и сидел в своих горах в полном одиночестве. Даже резать неверных становилось все трудней, потому что похищать их на улицах больших городов было рискованно, а добровольно ехать в горы они не хотели. Правда, действовал небольшой экскурсионный бизнес «Война в горах» — ознакомление с местной культурой, горловое пение, посещение развалин древнего монастыря, дегустация вина, похищение, выдача после выкупа (выкуп оговаривался заранее и входил в стоимость тура). Похищение заложника уже было аттракционом вроде похищения невесты, но Рамзан часто не удерживался и резал заложника, а это серьезно ударяло по бизнесу.

С тех пор, как в мире перестали сходить с ума из-за нефти, воинственный восток уже не представлял особенного интереса. Он тихо превращался в историко-культурный заповедник, посещаемый специалистами и любителями старины. Периодические взрывы были неудачны, бомбы готовили кое-как, иногда оставался жив даже сам шахид, и книга его, написанная после неудавшегося теракта, уже не становилась бестселлером. Воевать в России горцам тоже было неинтересно. ЖД надеялись на их союзничество и даже обещали принять их в ЖД, но горцы не торопились заслужить эту честь. ЖДов они терпеть не могли. Завоевывать Россию им не хотелось, она была слишком большая, нефть ничего не стоила, и потому они ограничились захватом предгорий и некоторой части Кубани. Именно этот район — по умолчанию до сих пор русский — предполагалось отдать ЖДам после официального замирения. ЖД, конечно, не хотели, но выбор у них был, правду сказать, небольшой. Война еще тянулась, то тут, то там вспыхивали мелкие схватки, банды бродячих ЖД и странствующих федералов бродили по стране, никем не координируемые, и все ждали мира. Мира, однако, быть не могло, потому что от страны отделилась Москва. Она теперь жила своей жизнью, и ей не было никакого дела до исхода войны. Война иссякала сама собой, после генерального сражения о ней не упоминали даже по телевизору. Земля делала свое дело, медленно зарастая, заболачиваясь, скрывая следы исчерпавшей себя цивилизации и начиная все с нуля. В земле все перепреет. Горы стояли неколебимо, но кого они занимали? Можно было сколько угодно резать заложников и нанимать правозащитников — никто уже почти не глядел в эту сторону.

Как раз в тот день, когда губернатор и Аша шли через горы в азиатскую республику на берегу Каспия, чтобы там пересидеть осень и тихо родить, заложника поймать не удалось, и потому резали правозащитника. Среди горного пейзажа, на узкой тропе сидел полевой командир Рамзан и омывал себе ноги из специального кувшинчика. После этого обряда, сопровождаемого краткой проповедью о пользе мытья ног, он предоставил слово правозащитнице.

Это была седая, коротко стриженная, пожилая правозащитница, немного знавшая нравы горных народов, а потому примерно понимавшая, что сейчас будет. Между тем она надеялась, что если будет говорить хорошо, то ее, может быть, не зарежут, а ограничатся, ну я не знаю, бараном. Баран