билетов в различные пункты назначения, а Министерство обороны нуждалось в системе регистрации и учёта военнопленных. Конец всем этим планам был положен оккупацией Франции нацистами в 1940 г.

Смирнов-Троянский до конца жизни продолжал работать над своей концепцией автоматического перевода, стремясь доказать скептикам, что, хотя его устройство и не может выполнять переводы, сравнимые по качеству с результатами труда профессиональных переводчиков, оно всё же способно существенно сократить трудозатраты на процесс перевода. Он выпустил ещё несколько статей, посвящённых более детальной проработке концепции машинного перевода, а также полемике со своими критиками, однако его исследования до второй половины 1950-х годов были известны лишь чрезвычайно узкому кругу специалистов. Интерес к его исследованиям проснулся лишь тогда, когда были осуществлены первые эксперименты по машинному переводу с применением ЭВМ. В 1959 г. Академия наук СССР опубликовала обширное собрание сочинений Смирнова-Троянского. Однако самому изобретателю не суждено было дожить до признания своих идей[2030].

6.3.2.2 Использование ЭВМ и формулирование теории машинного перевода

Задачу использования ЭВМ для перевода текстов с одних естественных языков на другие впервые в явном виде сформулировали в конце 1940-х годов директор отделения естественных наук фонда Рокфеллера Уоррен Уивер (уже знакомый нам по истории создания «Бюллетеня математической биофизики» Рашевского) и британский исследователь из Биркбек-колледжа (Университет Лондона) Эндрю Бут.

С марта 1947 г. Уивер вступил в переписку с Норбертом Винером, интересуясь мнением того о перспективах машинного перевода. Винер, впрочем, проявил некоторый скепсис, поскольку считал преждевременным изучение данной задачи. В одном из писем к Винеру Уивер предложил в качестве чернового решения использовать словарь биграмм (напомним, что биграмма — серия из двух слов, встречающихся в тексте последовательно). При 2000 слов в словаре список биграмм включал бы в себя 4 млн элементов, что не выглядело таким уж большим числом для компьютера того времени.

Уивер, занимавшийся во время Второй мировой войны проблемами, связанными с криптографией, считал, что задача машинного перевода по своей сути близка к задаче дешифровки. «Когда я вижу текст на русском языке, я говорю себе, что на самом деле он написан по-английски и зашифрован при помощи странных знаков. Мне надо просто его расшифровать», — писал он в письме Винеру.

Проблема перевода в те годы действительно была тесно переплетена с задачами криптографии. Здесь сразу же вспоминается история «говорящих с ветром» — индейцев навахо, служивших радистами-шифровальщиками в американской армии. Использование редкого и сложного языка при передаче сообщений серьёзно затрудняло их расшифровку. Сама идея использовать индейские языки для пересылки сообщений была испытана ещё во время Первой мировой, тогда в американской армии радистами служили восемь представителей народа чокто. В рассказе писателя-фронтовика Николая Богданова «Дружба»[2031] описано, как советские солдаты применили для фронтовой радиопередачи казахский язык. Наверняка можно найти ещё немало подобных примеров.

Машины могут с лёгкостью анализировать обширные наборы текстов, подсчитывая частоты отдельных элементов текста и их сочетаний. Они могут запоминать, в каком контексте встречаются различные элементы текста. Эти же приёмы, применяемые в ходе дешифровки сообщений, по мнению Уивера, могли оказаться полезными и в решении задачи автоматического перевода.

Хотя Уиверу и не удалось заинтересовать Винера, идея была воспринята всерьёз другим исследователем. 12 февраля 1948 г. появился меморандум, написанный профессором Эндрю Бутом, занимавшимся проектированием вычислительных машин. Бут писал: «Итоговый пример возможного применения электронного компьютера — перевод с одного языка на другой. Мы довольно подробно проанализировали эту задачу, и выяснилось, что машина такого типа может выполнять эту функцию без каких-либо изменений в её конструкции».

В мае 1948 г. Уивер навестил Бута в его компьютерной лаборатории и узнал, что Бут и его коллега доктор Ричард Риченс, заместитель директора Бюро селекции растений и генетики, проявляли большой интерес к проблеме машинного перевода. На тот момент они ещё не задумывались над проблемами, связанными с порядком следования слов, их множественными значениями, наличием идиом и так далее, а были сосредоточены на проблеме автоматизации словарного поиска. Впрочем, алгоритм, предлагавшийся Бутом и Риченсом, был чуть более сложным, чем простой поиск точных совпадений слов. Если слово отсутствовало в словаре, он отбрасывал его последнюю букву и повторял попытку поиска. Эта операция повторялась снова и снова до тех пор, пока слово наконец не было найдено. После этого алгоритм проверял наличие отброшенного окончания в специальном «грамматическом приложении» словаря[2032] (этот метод хорошо подходит для английского языка, в котором словообразование часто происходит за счёт добавления разнообразных суффиксов: -ing, -ness, -en, а также других; впрочем, и в русском языке можно найти подобные примеры — например, слово «столик» образовано с помощью добавления суффикса «-ик»).

Конечно, такие простые методы не могли обеспечить решение столь сложной проблемы, как профессиональный перевод текста с одного языка на другой. Выбор правильного значения слова при переводе сильно зависит от контекста, а также от наличия у переводчика знаний об окружающем мире. В противном случае могут возникнуть ситуации, подобные знаменитой байке о том, как в результате машинного перевода на русский язык и обратно библейская фраза The spirit is willing but the flesh is weak [Дух бодр, плоть же немощна] превратилась в The vodka is good but the meat is rotten [Водка хороша, но мясо гнилое][2033], [2034].

Впрочем, дело было не только в ограниченности возможностей ранних ЭВМ, но и в том, что задача перевода в ряде случаев крайне сложна и по сути неразрешима даже для человека. Знаменитому писателю и поэту, классику поэзии на иврите Хаиму Бялику приписывают следующую цитату: «Изучение через перевод похоже на поцелуй невесты сквозь платок» (ללמד תרגום זה כמו לנשק את הכלה דרך צעיף). Сложность задачи видна даже в этом, на первый взгляд простом изречении, приведённом в критической статье[2035] Макса Зельднера в New York Herald Tribune от 26 июня 1949 г. Слово צעיף в английском переводе превратилось в veil (вуаль), я же использовал в русском переводе слово «платок». Но у этого слова есть и другие значения: шарф, пелена, чадра, шаль, кашне. Что именно имел в виду автор и имеет ли данный предмет прямой аналог в нашем обиходе? В качестве перевода дляהכלה Зельднер выбирает слово sweetheart (возлюбленная). Хотя слово «невеста» в данном случае по значению куда ближе к оригиналу, однако его действительный смысл привязан к особенностям брачного обряда, который имеет ряд отличий у разных народов.

В общем, критикам вполне хватало аргументов для того, чтобы объявить задачу